Заглянем в будущее

Однако потребуется время, чтобы такая точка зрения возобладала, чтобы изменилась сама экономическая наука, чтобы изменились ее представления. Но я верю, что очень скоро появится на свет новая наука: биоэкономика, соединяющая собственно экономику и экологию. (Может быть, называться это будет экологической экономикой или как-то иначе, но не в названии суть.) В самом недалеком будущем считать будут по-иному, «с обоих концов» — заимствую это выражение у сибирского экономиста П. Олдака. Пусть лес срубили «не навсегда», но сколько его было и когда он опять вырастет — это надо рассчитывать и вводить в непосредственные экономические представления, от которых зависит хозяйственная деятельность.

«Принимая меры для ускорения научно-технического прогресса, необходимо сделать все, чтобы он сочетался с хозяйским отношением к природным ресурсам», — говорил Л. И. Брежнев в докладе на XXIV съезде КПСС.

Многие экономисты убеждены, что для того, чтобы это сочетание было действенным и управляемым, надо как можно скорее вводить в экономические расчеты стоимость природных ресурсов. Академик Н. Федоренко, директор Центрального экономико-математического института, называет такие предварительные цифры экспертной оценки природных богатств СССР (расчеты опубликованы в 1972 году): сельскохозяйственные земельные угодья — 180–270 миллиардов рублей, запасы леса — 45–50 миллиардов рублей, запасы полезных ископаемых — 70–100 миллиардов рублей. Получается 295–420 миллиардов рублей — эта сумма соизмерима с нынешней стоимостью всех основных производственных фондов (здания, сооружения, машины, дороги и прочее) в народном хозяйстве СССР — примерно 460 миллиардов рублей.

Советские экономисты не предлагают немедленно оценить в деньгах буквально все в природе. «Как вы оцените Гольфстрим?» — довод, выдвигаемый противниками экономической оценки природных ресурсов и кажущийся им убийственным, не так серьезен, как кажется, потому что сегодня «оценивать Гольфстрим» рано. Но совершенно неизвестно, не станет ли это возражение просто наивным завтра или послезавтра, когда Гольфстрим действительно понадобится людям.

Мне кажется, что, говоря о будущей биоэкономике, нельзя не задуматься и о назначении уже не Гольфстрима, а другого уникального создания гидросферы — озера Байкал. Тем более что судьба Байкала имеет прямое отношение к тому близкому будущему, которое мы обязаны научно предвидеть.

Было бы совершенно невозможно (да это и не нужно) подробно излагать здесь историю строительства на Байкале двух заводов (один из них уже работает), говорить о полемике в печати вокруг этого строительства, о больших государственных усилиях и настойчивой работе, направленных на то, чтобы промышленные стоки заводов не могли испортить замечательную чистую воду Байкала.

Несомненно, будет сделано все возможное, чтобы байкальская вода осталась чистой (к слову, стоимость этих усилий будет огромна; я не знаю, окупит ли себя продукция Байкальского целлюлозного завода и строящегося Селенгинского целлюлозно-картонного комбината после всех затрат на очистку их сточных вод). Но дело еще и в другом — в самом подходе к решению. Ведь ситуации, в принципе подобные байкальской, нам предстоит разрешать еще не раз.

Недавно академик П. Капица писал в «Правде»: «Промышленности необходима пресная вода. В Байкале ее колоссальное количество. Это огромная ценность. Еще более ценно озеро тем, что представляет собой колоссальной мощности биофильтр, производящий чистую воду…

Для нас промышленное значение Байкала состоит в том, что он служит мощным очистителем воды, и наша забота: сохранить его способность очищать воду. Поэтому лозунг „не трогайте Байкал“ — это неправильный лозунг. Уникальное озеро можно и нужно эксплуатировать, но так, чтобы не нарушать в нем жизни и сохранять его очистительные свойства… Перед учеными-химиками стоит параллельная задача разработки таких технологических процессов, отходы которых отвечали бы требованиям биологов, то есть могли перерабатываться Байкалом».

Многое из сказанного здесь считаю бесспорным и правильным и я. Однако я думаю, что из данных об огромной ценности озера (она, кстати, вряд ли может быть рассчитана достаточно надежно уже сегодня) и об уникальных его свойствах можно сделать и несколько иные выводы. Скажу самое основное.

Да, Байкал хранит колоссальное количество пресной воды: около 23 тысяч кубических километров — это примерно одна пятая часть ее запасов на поверхности Земли. Да, это гигантский биофильтр, бесперебойно производящий чистую воду. Да, значение Байкала состоит в том, что он служит мощным очистителем воды.

Но оно состоит не только в этом! Почему же надо забираться в водонапорный бак, не довольствуясь водопроводом колоссальной мощности, который природа словно специально проложила, — вытекающей из Байкала рекой Ангарой?

Да, озеро служит мощным очистителем воды. Но неужели оно очищает ее недостаточно? Неужели существуют расчеты, из которых следовало бы, что в этом районе целесообразно разместить столько заводов, что для их водоснабжения не хватит Ангары?