Заглянувший за край. Ковчег смерти

Я закричал, заколотил ногами в борт, что было сил! Моя стеклянная кабина, еще несколько минут назад казавшаяся такой уютной, вдруг вновь стала омерзительной удушающей тюрьмой. Организм вбросил в кровь последние резервы адреналина, и я, надрываясь, взывал к неведомым существам, укрывшимся за стенами этих циклопических ковчегов. Все было тщетно. «Напрасная трата сил, — сказал вдруг некий внутренний голос, печальный и рассудительный — возможно я уже был так близок к сумасшествию, что сознание мое начинало раздваиваться, — никто тебя не услышит. Звук не распространяется в вакууме».

В отчаянии я попытался высвободить левую руку — и это неожиданно удалось! За время пути я так похудел, что моя истончившаяся рука, хоть и не без труда выскользнула из полости в стекле. «Сделать хоть что-то, — лихорадочно думал я, — подать знак, показать им, что я живой, что это не просто осколок метеорита, здесь разумное существо!» Я вытянул руку вдоль тела и с силой принялся отбивать о прозрачную гулкую поверхность сигнал SOS: три удара с короткими паузами, три — с более долгими, снова три с короткими. Единственный известный мне сигнал азбуки Морзе, я помню его еще с юношеских лет. Я стучал без остановки: три точки, три тире, три точки — стучал, уже отчаявшись, ведь корабли проплывали мимо один за другим, а черная стена мрака за ними приближалась неумолимо, и в этой тьме я видел свою могилу.

У самой границы тьмы один из кораблей, матово-белый флагман с целой сотней сияющих голубым иллюминаторов, медленно поплыл вниз, накрывая мою капсулу сверху, словно гигантский пресс. Внезапно я ощутил легкое покалывание в кончиках пальцев и мочках ушей, одновременно ребристое темно-серое днище корабля перестало ускользать назад, на мгновение замерло и резко придвинулось, закрыв все пространство над головой. Флагман остановил мой полет с помощью какого-то поля!

Судорога свела плечо, но не взирая на это я продолжал отбивать SOS; мне казалось, если я остановлюсь, корабль немедленно улетит прочь. Мысль о том, что через минуту я буду освобожден, наполняла меня таким возбуждением и нетерпением, что я снова был близок к обмороку. Сейчас я думаю, знай что ждет меня там, возможно постарался бы пролететь мимо, не привлекая внимания.

Тонкий металлически сверкнувший язык отделился от корабля и с легким стуком обхватил капсулу. Вечной ночи вокруг больше не было. Меня поднимали на борт.

Рано или поздно любой человек выходит за некий психологический порог, позволяющий забыть о страхе. Это случается в экстремальных, смертельных ситуациях, в условиях длительного нервного перенапряжения — человек либо сходит с ума, либо привыкает. Между тем, страх — наш естественный союзник, он обостряет чувствительность, активизирует механизмы самозащиты, впрочем, порой его воздействие так сильно, что мы теряем волю и возможность мыслить.

Лежа лицом в пол в своей капсуле в грузовом отсеке инопланетного боевого корабля, я не испытывал страха. Реальность в последний месяц жизни стала настолько кошмарной, что все происходящее я начал воспринимать вне призмы эмоций, и страх мне чаще внушали собственные мысли и грезы. Ужас, как инструмент мобилизации защитных рефлексов, если можно так выразиться, атрофировался — именно потому, что я был беззащитен, как никогда. Позже страх вернется, выморозит ледяным дыханием сердце, но тогда я лежал и думал только о том, чтобы с меня поскорее сняли оковы.

Однако время шло, но никто не появлялся.

Мое ухо не улавливало ни приглушенных стеклянной оболочкой шагов, ни рокота машин — ни эха, ни отзвука; я не ощущал ни малейшей вибрации пола. В помещении царил влажный полумрак погреба, лишь откуда-то сверху пробивался неяркий луч искусственного голубоватого света; я видел только очень неровную, покрытую какими-то канавками поверхность пола. Прямо перед лицом расположилась лужица воды, на ее поверхности то и дело возникали круги от падающих капель. Я провел сухим языком по спекшимся губам.

Почему никто не идет за мной?

В отчаянии я крикнул, застучал по стеклу — ответом мне была все та же тишина.

Тогда я попытался раскачать капсулу, но понял, что сил у меня не осталось. Совсем. Последние я отдал за несколько минут до того, подавая сигнал кораблям. Черное забытье вновь окутывало меня, мягко подбрасывало на своих мягких теплых волнах, и мир в глазах начал стремительно тускнеть. Мысль о смерти показалась такой приятной и разумной, что я удивился, почему раньше не прекратил бороться. Вернувшаяся гравитация вдавила мой пылающий лоб в холодное стекло, но я не ощущал ни холода, ни боли, только неизъяснимое спокойствие и легкость.