Загогулина в портфеле президента

Предчувствуя огромный риск затеваемых реформ, Е. В. Яковлев решил устроить беседу умеренных экономистов-реформаторов с Е. Гайдаром в редакции «Московских новостей», чтобы несколько удержать последнего от либеральных крайностей и увлечения польским примером. На беседу пригласили меня и Н. П. Шмелева. От редакции присутствовал экономический обозреватель «МН» Гуревич, который и опубликовал выжимку из состоявшегося разговора, сильно смягчив, на мой взгляд, наше критическое отношение к предпринимаемой в России реформе.

Поскольку наш собеседник явно симпатизировал польской «шоковой терапии», я старался подчеркнуть значительные различия наших условий, в силу которых весьма вероятно, что этот метод в России не сработает. Было бы крайне самонадеянно ожидать, что в России удастся ограничить негативные последствия «шоковой терапии» теми же примерно рамками, как в Польше.

Но все мои доводы ничуть не смущали молодого Гайдара. «Сейчас ясно, – говорил он, – чем быстрее разморозим цены, тем меньше будет инфляционный удар». Мне это не было столь очевидно. Более вероятным казалось втягивание экономики в затяжную инфляционную спираль, разоряющую предприятия и доводящую до нищеты простых людей. «Не ясно, – возражал я, – что будет с доходами людей. Ну, с индексацией вроде бы собираются повременить. А с контролем за зарплатой? Сначала Ельцин сказал: не будет. Потом оговорился, что, мол, зарплата должна соответствовать производительности. Туманно. Если и цены отпустить, и заработки, то гиперинфляция неизбежна. А бороться с ней куда сложнее, чем не допустить».

«Есть еще одна опасность, – продолжал я урезонивать архитектора российской реформы, – угробить производство. Если допустим гиперинфляцию, никто не станет инвестировать деньги. А если будем замораживать доходы – урежем спрос. Тоже убьем стимул у производителя».

Чем настойчивее я предостерегал, тем снисходительнее становилась улыбка Е. Гайдара.

Не были услышаны и мои сомнения по поводу приватизации. «В этом пункте программы, – отмечал я, – тоже один туман. То, как она сейчас идет, – грабеж. Номенклатура хапает так, как не хапала в расцвет застоя. Мы просто обязаны сейчас что-то дать простым людям. С одной стороны, снимем гиперинфляцию, если что-то выбросим на рынок, а с другой – социальную напряженность, если что-то раздадим безвозмездно. Нельзя же все время только отбирать. Ведь тогда не один-два миллионера будет, которых сейчас как диковинку показывают по телевизору, а множество, но основная масса населения упадет ниже уровня нищеты, не знаю, чем это обернется». Из высказывания Е. Гайдара следовало, что он за быструю приватизацию, однако не имеет четкого представления, как ее проводить.

Из разговора с Гайдаром у нас со Шмелевым складывалось впечатление, что разработчик реформы достаточно безжалостно относится к предстоящим жертвам населения, он не придает им большого значения, поскольку якобы быстрый переход к современной высокоэффективной рыночной экономике все оправдывает. Мы так не думали. «Конечно, для большинства, – говорил Шмелев, – реформа будет ударом под дыхло. И меня очень беспокоит, все ли амортизаторы включены».

Участники беседы разошлись, оставшись при своем мнении. Разница была только в том, что наших советов никто не спрашивал, тогда как мнение Гайдара определяло судьбы экономики. Вскоре Гайдар был назначен заместителем премьера при Ельцине в качестве главы правительства, т. е. фактически стал исполняющим обязанности премьера.

В первый же день 1992 года после новогодних праздников германский журнал «Шпигель» попросил у меня интервью относительно перспектив начатого рыночного перехода в России и будущего содружества независимых государств. Потом газета «За рубежом» опубликовала его русский перевод под заголовком «Мы все ждем чуда, но его не будет». Предпринятая реформа была в нем названа очередным экспериментом над многострадальным народом.

Мои ответы, видимо, задели архитекторов реформ, потому что Б. Ельцин в одном из своих выступлений специально подчеркнул, что политика радикальной рыночной реформы не является экспериментом, а основывается на научных знаниях и международном опыте. К сожалению, я взял на себя в то время неблагоприятную роль Кассандры и вскоре был отнесен к антиреформаторам.