В ответ генерал Хейвуд заявил, что Англия предполагает выделить «16 дивизий на ранней стадии ведения войны и 16 позднее». Под нажимом Ворошилова Хейвуд был вынужден доложить о текущем состоянии британской армии: «Англия располагает пятью регулярными… и одной механизированной дивизией»[740]
и может выделить для войны на континенте сразу не более двух из них.[741] Как пишет М. Карлей, «это был долгий путь» до 60 дивизий которые Великобритания выставила на Западном фронте к концу третьего года Первой мировой войны.[*49] О боевых качествах британской армии в 1935 г. высказывался маршал Ф. Петен. Он считал, что британская армия годилась только для «парадного плаца».[742] Ее состояние мало улучшилось за последующие годы, поскольку Н. Чемберлен заняв пост премьер-министра в мае 1937 г., до 1939 г. урезал ассигнования на усиление британской армии.[743] Не случайно, по словам Карлея, Кадоган противился сближения с Москвой, так как британскому правительству нечего было предложить: «тогда нам очень скоро придется обнародовать, что в нашем буфете пусто».[744]Дирксен в то время сообщал в Берлин: «На прямые вопросы советской стороны о роде и степени военного сотрудничества в ходе войны французская и британская военные миссии отвечали лишь общими фразами».[747]
Когда же глава английской военной миссии адмирал Дракс сообщил своему правительству запросы советской делегации, то Галифакс на заседании кабинета министров заявил, что он «не считает правильным посылать какой-либо ответ на них».[748] Переговоры о военном соглашении оказались фактически сорваны. По словам Сталина британская военная миссия «так и не сказала Советскому правительству, что ей надо».[749] Барнет признавал: «Я понимаю, что политика правительства – это затягивание переговоров, насколько возможно, если не удастся подписать приемлемый договор». Здесь У.Началу ответа на данный вопрос еще до переговоров давал Харви, личный секретарь Галифакса – эти переговоры в Москве были «просто уловкой… Это правительство никогда ни на что не согласится с Советской Россией».[751]
Переговоры были начаты только благодаря активному давлению общественности на правительства Англии и Франции. Бонне тогда отмечал:Действительно, это было главной причиной затяжки переговоров, втянутые в них британский и французский кабинеты не знали, как из них выйти. Член кабинета Д. Саймон заявлял – если переговоры провалятся, то важно будет иметь общественное мнение на «нашей» стороне.[753]
Любой ценой необходимо было обвинить в срыве переговоров Советский Союз. В этом случае, по словам Сидса, если переговоры не будут успешными, «то будет невозможно обвинить в этом» британское правительство.[754] Суриц в связи с этим доносил в Москву: «Наши партнеры не хотят «настоящего соглашения с нами», но боятся реакции общественности в случае провала переговоров».[755]