Заговор генералов

– А я тебе твои же слова и напомню: не должно деньгам мертвым грузом лежать, когда без них живое дело стопорится. Так? Молчишь, значит, будем считать, согласен. Договорились, Паша. А счетец я тебе, как обещал, завтра же продиктую, не забуду. Ну так как, до скорого, Паша? Давай, не болей, нам с тобой, возможно, еще очень большие дела предстоят. А ребята мои уже выехали, ты их встреть там, Паша, не надо, понимаешь, лишних, как говорится, эксцессов. Увезут они твою девку в клинику, тебе же и лучше – ни сном ни духом.

Отключив телефон, генерал снова взглянул на Володю, и тот показал ему большой палец. То-то! Так и надо с ними со всеми!

– Давай, Володя, выезжай. Возьмите «мерседес» и валите втроем. Веня четвертый – вам выше крыши! Думаю, Павел пришел в себя. И выхода у него никакого нет. Но если вдруг заартачится по какой-нибудь причине, разрешаю прямо от моего имени так и сказать: мол, генерал просил в случае затруднений напомнить, что в камере не станут интересоваться, марал он девку или нет, а сразу самого «петухом» заделают. Он поймет, о чем речь… Да, а по поводу того Криворучко, что милиция нынче загребла, скажи Паше, пусть сам и расхлебывает. А мы посмотрим, как это у него получится… Чтоб в следующий раз вел себя предусмотрительно, не забывался, и вообще… – Коновалов махнул рукой, отпуская Володю, и тот легко понял смысл этого генеральского «вообще».

И это важное, можно сказать, оперативное задание Андрея Васильевича спасло неожиданно Александра Борисовича Турецкого от крупных неприятностей. Во всяком случае, на сегодняшний день. Поскольку Харин не получил дальнейших указаний, а на свой страх и риск больше действовать не решился, Саша спокойно доехал до «Чеховской», где его благополучно встретил Коля Саватеев…

…Сиротин пока не решил до конца, как ему вести себя в создавшейся ситуации. С одной стороны – была Команда, именно так, с большой буквы. В которой он, хоть и немалая величина, все же считался пешкой. С другой – он видел опытным глазом профессионала, подкрадывался тот самый п…, который имел обычай подкрадываться, если судить по народной молве, как правило, незаметно. И уже тут перед ним вставал кардинальный вопрос, точнее, дилемма: надо и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Но как?

Нормальный человек давно бы сдвинулся по фазе, но люди, как о них в шутку говаривали коллеги, большой физической силы ума не могли себе позволить принимать уклончивые решения. Или – или. Так кто же в конце концов: Команда или этот сукин сын из Генпрокуратуры? Спроси он сейчас о том Алину, та, не задумываясь, ответила бы: конечно, сукин сын. Он такой сукин сын, что, ей-богу… и так далее. Но она баба. Дальше собственной конкретной задачи мыслить не может. Или собственного желания…

Сиротину нужен был толчок, притом довольно жесткий. Эти бульдоги, вроде Турецкого, уже не отстанут. Начали копать, как говорили в старину, до воды докопаются обязательно. Иначе чего было начинать! На Зверева теперь рассчитывать нельзя: продаст, едва почует, что начинает припекать задницу. А впрочем, он и там у себя, в Германии, когда отваливал, спасая счет в банке, пару «мерседесов» и так называемое собственное реноме, тоже вел себя как порядочная шлюха: всех заложил, кого мог. Точнее, на кого указали ему пальцем. Оттого и смог выплыть. Но Зверев никогда не был фигурой. Не брал раньше в голову Сиротин, а теперь вот пришлось задуматься. И получалось все таким образом, что в любом случае старшим в данном раскладе выходил Марк Михайлович. Козырной он туз или только валет, никто сказать не мог, но ходил явно в козырях.

Знал, с кем имеет дело Сиротин. Особо знакомством не бравировал, однако и в мальчиках себя не чувствовал. Разговаривали, когда случалось, уважительно, на «вы». Правда, не получал от Кострова Сиротин лаковых приглашений в письменном виде: мол, прошу пожаловать… и далее в том же духе, которые иногда доставлял нарочный для директора библиотеки. Зато мог твердо сказать Сиротин, почему нашли пистолет Калошина, покойного начальника вневедомственной охраны, со следами пальцев хозяина, но в таком положении, в котором он никак оказаться после самоубийства не мог. Элементарный зевок следователя, а ведь можно было такую партию разыграть!