— Лавр Георгиевич, безусловно, во главе. Керенского можно пока оставить товарищем премьер-министра… Портфели военного и морского?.. На выбор имеются четверо претендентов: Савинков, Лукомский, Алексеев и адмирал Колчак… Внутренние дела отдадим Филоненко… Торговлю и промышленность отдадим Москве, скажем Третьякову. Что дадим Милюкову?.. Может быть, земледелие? А финансы? Лучше, чем Родзянко, не найти. Да откажется он, шельма: любит быть в сторонке… Боюсь, придется мне…
В списке появился и министр по делам вероисповеданий. Но Завойко вписал неожиданно для Владимира Николаевича не его фамилию, а некоего Карташева. Львов обиженно заметил:
— Многие лица совершенно неизвестны. Перед составлением кабинета следовало бы пригласить в Ставку видных общественных деятелей и посоветоваться с ними.
— Так вот вам перо и бумага, — тут же предложил ординарец. — От имени верховного главнокомандующего можете написать кому угодно.
Львов тут же и написал. Своему брату Николаю Николаевичу, председателю «Всероссийского союза земельных собственников», жившему в Москве: «Генерал Корнилов просит приехать в Ставку выдающихся лидеров партий и общественных деятелей, в особенности Родзянко, немедленно. Предмет обсуждения: составление кабинета. Чрезвычайно важно поспешить откликнуться на его призыв. Телеграфируй число приезжающих и время приезда…»
Завойко следил за его пером. Досказал:
— «По адресу Ставки, князю Голицыну». Подпишите. Ординарец главковерха оказался настолько любезен, что даже проводил гостя к курьерскому. По дороге Львов отважился спросить:
— Для чего вы оставляете Керенского в кабинете, когда все тут так его ненавидят? Да еще даете пост товарища премьера…
— Керенский — как громоотвод для левых. Надо для успокоения солдат. Дней на десять.
— А потом?
— Лишь бы он приехал сюда, — отозвался ординарец, и Владимир Николаевич уловил в его голосе нечто двусмысленное.
— Главковерх обещал: если Александр приедет, его жизнь будет в безопасности.
— А как он сможет это сделать?
— Но Корнилов так мне и сказал!
— Мало ли что сказал? Разве Лавр Георгиевич может поручиться за всякий шаг Керенского? Выйдет он, скажем, из дому, а тут его и…
— Вы хотите сказать!.. Кто же осмелится?
— Да хоть тот же самый Савинков, почем я знаю?
— Ах, боже мой! — перекрестился «ближайший друг Александра». — Но ведь это же ужасно! Господь нам завещал…
— Ничего ужасного, — успокоил Завойко. — Его смерть, пожалуй, была бы даже необходима — как вытяжка возбужденному чувству офицерства.
— Так для чего же Корнилов вызывает его в Ставку? — воскликнул нечаянный эмиссар.
— Может быть, Лавр Георгиевич и захочет его спасти, да не сможет, спокойно разъяснил ординарец. И перед тем как помочь гостю забраться на ступеньки вагона, повторил: — Итак, не забудьте, что от Керенского требуется следующее: объявление Петрограда на военном положении; передача всей военной и гражданской власти в руки верховного главнокомандующего генерала Корнилова; отставка всех министров, а также чтобы он сам и Савинков непременно к послезавтрашнему приехали сюда, в Могилев. Все понятно?
Львов покорно кивнул.
В купе его попутчиком оказался какой-то молодой бравый офицер с двумя «Георгиями». «Приставлен?» — с опаской подумал Владимир Николаевич. Но у него теперь хватало иных, куда более весомых поводов для страха — по собственной воле он оказался втянутым в такую переделку, что дай бог живым выбраться!.. «Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие… Пронеси, пронеси господи!..»
Визит Львова не изменил планов Корнилова. Он лишь сулил еще более легкое их осуществление. Поэтому, получив утром двадцать пятого августа сводку о планомерном продвижении войск к Петрограду с юга, запада и севера, главковерх в последний раз принял генерала Крымова:
— Выезжайте в Псков. Как только получите от меня или непосредственно с театра действий известие о начале выступления большевиков, двигайте без промедления свои дивизии на столицу. Захватите город, обезоружьте и уничтожьте части гарнизона, которые примкнут к большевикам, обезоружьте население и разгоните Совдепы.
— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! — с воодушевлением ответил Крымов.
— По исполнении этой задачи выделите одну бригаду с артиллерией в Ораниенбаум. Под угрозой расстрела из орудий потребуйте от Кронштадтского гарнизона разоружения крепости и перехода на материк.
— Как прикажете поддерживать связь со Ставкой? — уточнил Крымов.
— Достаточно железнодорожного телеграфа, вы ведь идете на Петроград по требованию Временного правительства, — не придал значения такой малости верховный. — Ну, с богом! Увидимся в столице!
Они обнялись. Крымову пришлось изогнуться, чтобы низкорослый Корнилов не ткнулся ему лицом в живот.
Простившись с командующим Отдельной армией, главковерх пригласил к себе Лукомского и отдал дополнительные распоряжения: