Заговор генералов

- Вот те на! Пойми-разберись... Разве их натуру поймешь? - И, вздохнув, согласился: - Поведу.

Глава шестая

8 августа

1

Утром Антон вышел на привокзальную площадь в Москве. Сказал извозчику:

- Подбрось, братец, в какую-нибудь гостиницу поближе к Спиридоновке. Только чтоб без клопов была.

- В лучшем виде, господин ахвицер! - кучер натянул вожжи.

Утро было солнечное, омытое недавним дождем, настоянное на запахе лип. Буланые несли, цокая подковами по булыжникам.

Или уж очень геройски выглядел "ахвицер", или возница по-своему понял его просьбу, но подкатил и с шиком остановил свою карету у сверкающих бронзой и зеркальными стеклами дверей . "Националя" - одной из самых роскошных гостиниц Москвы, напротив Кремля.

"Что ж, шикнем!.." - решил Путко. В номере привел себя в порядок, снял бинт, заклеил шрам на лбу пластырем, надраил сапоги.

От Никитского бульвара, еще на подходе к Спиридоновке толпился народ. Вдоль тротуаров теснились автомобили и экипажи. Юнкера в парадных мундирах с белыми нарукавными повязками, в белых перчатках дирижировали на мостовой. У высокой каменной ограды с узорной решеткой поверху, из-за которой выступали колонны и лепной карниз светло-желтого здания, юнкера образовали сплошную цепочку, а в воротах стояли прапорщики с адъютантскими аксельбантами.

- Господин поручик, ваш билет!

- Я по приглашению... К профессору Милюкову Павлу Николаевичу.

- Один момент-с!

В открытую широкую дверь ограды виден был проезд к парадной лестнице. На ступенях ее появился Милюков:

- Пропустите. - Протянул руку: - Прошу, мой юный друг! Очень рад, что решили приехать. Не пожалеете. Как добрались?

Обходительный, внимательный. Сразу помог освоиться в непривычной обстановке. С профессором все раскланивались, а он, в свою очередь, представлял офицера с пластырем на лбу и "Георгиями" на груди:

- Познакомьтесь!.. Имею честь!.. Любите и жалуйте!..

Будто ожили журнальные портреты: огромный, с короткой, как у новобранца, стрижкой на лысеющей голове, с проницательными глазами под нависшими верхними веками Родзянко; седой, но чернющие усы - генерал от инфантерии Рузский, бывший главкосев; генерал от кавалерии Брусилов; профессор князь Трубецкой; московский промышленник и меценат Третьяков; семидесятипятилетний седобородый патриарх анархистов князь Петр Алексеевич Кропоткин... Наверное, только один Антон был среди собравшихся не знатен, не увенчан славой или не богат.

Просторный парадный зал дворца заполнялся. Кресла были расставлены свободно, вокруг столиков с напитками и фруктами. Милюков пригласил Антона сесть рядом с собой. Наконец, двери затворились. Путко окинул помещение взглядом: собралось человек триста-четыреста.

- Пресса не допущена, - поведал Павел Николаевич. - Здесь мы - лидеры некоторых партий, выдающиеся общественные деятели, военачальники, промышленники и финансисты - в непринужденной обстановке просто обменяемся мнениями, как нам жить дальше, как спасать матушку-Русь... - Он глубоко, многоступенчато вздохнул. - К сожалению, договорились, что не будем курить.

Достал трубку, сунул мундштук в рот.

- Господа! Дорогие гости! Разрешите нашу встречу считать начавшейся, поднялся от столика в красном углу зала изможденный старик. Кожа его лица и рук была желтой. Лимонным цветом отливали даже глаза. - Позвольте мне сказать несколько слов.

Раздались хлопки.

- Кто это? - шепотом спросил Путко.

- О, мой друг! Да это же сам хозяин, выдающийся муж земли русской Рябушинский.

- Господа, я надеюсь, что здесь собрались единомышленники, всем сердцем чувствующие боль за судьбу России, недавно еще такой великой и могучей, а ныне отданной на поругание разбойникам без роду, без племени, действующим под знаменами красного петуха и черного передела! Давайте же, господа, вложим персты в язвы: уясним для себя причины наших бед и найдем лекарство для оздоровления нашей матери-родины! - спазма перехватила жплпстое горло старика. Антон увидел, как судорожно бьется его кадык. Рябушинский справился с приступом. - Прежде чем передать права председателя нашего собрания глубокоуважаемому и всеми горячо любимому Михаилу Владимировичу Родзянке, я позволю себе повторить слова, которые сказал пять дней назад здесь же, в первопрестольной, на Всероссийском торгово-промышленном съезде - да пусть услышат их по всей Руси! Я сказал: "Нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и Советов, чтобы они опомнились!"

Антон содрогнулся. Представил, как эти суставчатые желтые пальцы старика впиваются в горло Наденьки. Зал разразился аплодисментами.

- Святые слова, - наклонился к Путко Павел Николаевич. - Рябушинский рыцарь без страха и упрека!.. И весьма удачно, что мы избрали для этой встречи Москву: в Питере такие речи были бы невозможны. А белокаменная как французский Версаль.