- В полках, - бросила ему девушка, по виду курсистка, в углу комнаты стучавшая двумя пальцами на "ун-дервуде".
Оставалось единственное - ждать. Во дворце было тепло, а в полуподвале бесплатно поили чаем и давали галеты. В каждом же зале шли митинги. Все говорят... Но ведь где-то, под спудом, идет работа. Страну нужно кормить, одевать. Революцию - направлять.
Наконец Василий появился. Он был в штатском пальто, бородатый, русый, едва ли старше Антона. Опухшие от бессонницы глаза - как у Ивана Горюнова. Антон назвал себя. Добавил:
- Горюнов меня прислал.
- А-а, это он о вас говорил! Ну что ж, ценный кадр. Чего душа жаждет?
- Работы. Хоть какой.
- Ее вон сколько! - Василий показал рукой выше головы. - Только успевай поворачиваться! - Оглядел Пут-ко. - Вы, кажется, поручик? А почему в солдатском? Замаскировался, чтобы не побили?
- Из лазарета ушел в чем раздобыл. А я уже итак битый-перебитый.
- Офицер - это хорошо... - протянул Василий. - С офицерами у нас особенно туго. В обстановке сориентировались?
- Не совсем. Всюду только речи говорят. А где дело?
- Тоже понимать надо: дорвались до вольного слова - не надышатся.
- Оно-то так. Только одни говорят от сердца, а другие - для маскировки. Каждый: "народ!", "свобода!", "революция!", "демократия!" Все нацепили красные банты! А кто же тогда еще вчера в красный цвет стрелял, как в мишень? Для кого наш флаг был что для разъяренного быка? А нынче банты, кокарды, бутончики! И все голосят: "Товарищ, товарищ!" Кто кому товарищ? Боюсь, могут так задурить голову словами, что потом не скоро этот мусор из нее вытрясешь.
- Точно! - согласился Василий. - Все стали р-рево-люционерами. Родзянко оказался, вишь, первым борцом за свободу. А вот потрясем его мошну, покажет он нам, где раки зимуют!.. Ну ладно, еще поглядим, кто кому... - Пригладил растрепанную бороду. - Ты прав: каждый гнет свою линию. Мы в подполье еще с конца прошлого года понимали: развязка приближается. Знали, что события начнутся здесь, в Питере. Оно и понятно: полмиллиона пролетариата... Ты с какого года в партии?
- Начинал в пятом, приняли в седьмом.
- Ноздря в ноздрю, - удовлетворенно гмыкнул Василий. - Тогда установку нашу знаешь. Она прежняя: расшевелить, раскачать, взбудоражить народ лозунгами борьбы против войны, дороговизны, монархии. Вовлечь массы. Царь бросит против народа армию. Это разложит войско. Привлечение армии на сторону народа - вот один из важнейших вопросов. Кое-кто думает, что сможем обойтись боевыми дружинами. Нет, кишка тонка. Пятый год показал, что на данный момент самое главное - за кем пойдет армия. За нами или за ними.
- Знаю. Ленинская установка. Но ты думаешь, они этого не понимают? Одни говорят речи, а другие, я уверен...
- Ну что мы друг друга убеждаем: брито-стрижено? - рассмеялся Василий. - Все верно! Сегодня с утра в Совдеп и к нам в штаб восстания прибежали ребятишки из разных частей: офицеры вернулись в казармы, водворяют прежние порядки, требуют сдать оружие.. И не самочинно требуют - по распоряжению Временного комитета Думы. Уже и в город выходить - с особого разрешения. Родзян-ко полагает, что все закончено: вывеску сменили, а лавочка осталась та же.
- Вот видишь! - снова начал злиться Антон. - А мы...
- Слышал? - оборвал его, рассмеялся Василий. - Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с "Марсельезой" ! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы - великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: "Хабалов идет! Хабалов идет!.." Тут такая паника поднялась! Одни "избранники" под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в "министерском павильоне" сидит.
Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:
- Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все - от Пуришкевича до кадетов. А главное - офицерство. На стороне Совдепа - солдаты и пролетариат.
- Так это же сила! - воскликнул Путко. - Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.
- Ишь ты какой шустрый! - Василий склонил голову набок, словно бы стараясь получше разглядеть заявившегося к нему умника. - Я тоже до ранения на фронте был. Тоже, разрешите представиться, подпоручик саперного батальона. На передовой, сам знаешь, всегда кажется, что главный бой на твоем участке. Если ты идешь в атаку, значит, вся армия наступает; смазываешь пятки - ну конечно же вся армия драпает.
- Точно! - теперь уже улыбнулся Антон.
- Но по сей день фронты и вся действующая армия еще не сказали своего слова. Еще только начинает раскачиваться Москва. Слухи самые разные. А наиглавнейшее - сам наш Совдеп...
Василий резко махнул рукой: