– Мы считаем, что ссылка в Сибирь государя без суда – это возрождение прежней административной ссылки! Вот вам и новорожденная революционная Фемида!..
(Кто-то в вицмундире).
– Нынешнее правительство таково, что если оно и не может быть подведено под рубрику шайки политических шарлатанов, то, во всяком случае, образует лишь случайное сочетание лиц, представляющее какой-то министерский ералаш!..
(Безукоризненный смокинг).
– Пусть проявится стойкая купеческая натура! Люди торговые, надо спасать землю Русскую!..
(Конечно же один из тузов).
– В дни революции нельзя быть Антонием, нужно быть Цезарем. А когда народ обращается в толпу Спартака, долг власти – стать Крассом! – поднялся со своего кресла Милюков и привычно удостоился овации.
"Может быть, товарищи в Питере переоценили? – подумал Антон. – Или это сборище – ширма, а где-то в ином месте как раз и совершается главное?.." Но нет: за председательским столом – туша Родзянко, в зале – лидеры партий, высший командный состав армии, тузы... Надо слушать – и ждать.
Одно непонятно: чего это профессор так благорасположился к нему? Сын коллеги? Отец был математиком, а Милюков – гуманитарий. Разные корпорации и клубы. Да и не мог Антон припомнить, чтобы в их семье среди близких – не друзей, а хотя бы знакомых – упоминалась фамилия Павла Николаевича. Чем же вызвана такая усердная опека?..
Он покосился на Милюкова. Тот после речи отдыхал в кресле, посасывая пустой мундштук и уютно откинувшись на спинку. Казалось, дремлет, а вроде бы и оценивающе поглядывает на Антона из полуприкрытых век. Странно... Какой резон был профессору приглашать безвестного младшего офицера в эту сиятельную компанию?..
Павел Николаевич действительно ни на минуту не выпускал поручика из-под наблюдения. Его вкрадчивый голос, неторопливо-спокойные движения могли бы напомнить грацию тигра, поигрывающего со своей беспечной жертвой и выбирающего лишь момент для удара мягкими, но тяжелыми лапами.
"Вроде бы подходит по всем статьям: судя по наградам, решителен и смел; по строю мышления – логичен и умен. Нашего круга. Мать и того выше аристократка. Фронтовая мясорубка перемолола романтические принципы в реалистический фарш, поэтому не должен быть чрезмерно щепетилен... Профессор посмотрел в зал. – Генералов – вон их сколько, пруд пруди. А нам больше нужны вот такие, молодые и самоотверженные, коим в окопах верят. Сей юноша рекомендован "Союзом офицеров". Значит, уж бесспорно, не сторонник большевиков и Ленина. Однако не следует и торопиться..."
Он поймал испытующий взгляд Антона и добродушно улыбнулся.
У Керенского гудела голова. Скорей всего, от резкого падения стрелки барометра. Позавчера еще было солнце, а потом вдруг нагнало от залива тучи, обложило; вчера, ночью, когда возвращался из тюрьмы, забарабанило – и вот уже льет второй день. А может, недоспал?.. Нет, он привык спать мало. Уже не те полуобмороки, как в первые дни, однако ж пяти-шести часов вполне доставало. Жена нервничала: "Шура, ты растрачиваешь себя!" – "Ты же должна понимать, "Июлю, я как атлант, который держит весь небосвод!" "Атлант!.." в голосе Ольги Львовны ему угадывалась и язвительность. Можно понять: для жены у него не остается ни времени, ни сил, ни желания – все мысли и чувства отданы единственной его любовнице – Политике. Когда-нибудь он устроит Люлю райскую жизнь: Лазурный берег, Азорские острова, белую яхту, виллу на взморье. Когда все потечет по проложенному им руслу. Пока же пусть терпит...
Но нет, непрерывный гул в голове – от впечатлений прошлой ночи, когда он в сопровождении помощника главнокомандующего Петроградским округом Козьмина и своих адъютантов приехал в "Кресты". Прежде чем направиться в камеры к большевикам, объявившим голодовку, министр-председатель проверил караулы и заглянул в крыло, где содержались бывшие царские сановники, коим не достало помещений в Петропавловке. "Какие жалобы? Просьбы?" Им грех было сетовать: Керенский разрешил, чтобы домочадцы передали заключенным постельное белье и личные вещи, доставляли обеды хоть из ресторана, только без вина и водок. Некоторые камеры устланы персидскими коврами. Кабинет министров принял временный закон о внесудебных арестах. Поэтому премьер мог своей властью и заключать в тюрьму, и освобождать из оной. Той ночью он распорядился освободить бывшего товарища министра внутренних дел и командира отдельного корпуса жандармов Курлова – "серьезно болен", – а также бывшего начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице, иными словами, питерской охранки генерала Горбачева. На того и другого Керенский имел свои виды. Еще двое сановников были освобождены под крупный залог. Один из них – бывший директор департамента полиции сенатор Трусевич.