Заговор генералов

Он понадеялся, что следующий визит — в «Союз георгиевских кавалеров» поможет полней обрисовать картину. Пока же он мог только удивляться, как беспечно дали ему в штабе фронта рекомендации. Не дошли до Вендена списки офицеров-большевиков, или штабисты судят так же, как этот шаркун: коль с орденами, значит, не большевик?..

«Союз георгиевских кавалеров» был создан еще при Николае II под председательством генерал-адъютанта Иванова. Того самого, посланного последним самодержцем в последнюю бесславную карательную экспедицию на восставший Питер. Этот союз был более привилегированный, чем офицерский, георгиевская дума объединяла лишь тех, кто на поле брани удостоен был орденского креста. После революции в союз получили доступ и георгиевские кавалеры — солдаты и унтер-офицеры.

В последнее время по почину союза началось формирование особых георгиевских частей, подобных батальону при Ставке, который еще при царе был осыпаем монаршьими милостями и предназначался для охраны штаба верховного главнокомандующего. Теперь подразделения ветеранов-бородачей, чьи могучие груди были украшены черно-желтыми лентами, участвовали в конвоировании маршевых рот, в расправах с бунтовавшими против Временного правительства частями. По существу, они заменили полевую жандармерию. Обо всем этом Путко знал. Может быть, у георгиевцев ему как раз и удастся выведать, что это такое — «день икс»?..

Его ждало разочарование. Принявший поручика в казенном кабинете, заставленном шкафами с ящиками для картотек, угрюмый штаб-ротмистр четырехугольное, как кирпич, лицо с выпирающими надбровными дугами — молча прочел рекомендательное письмо из Вендена, скупо осведомился, чем может быть полезен, и предложил наведаться через день. Письмо он запер в сейф. Внешность штаб-ротмистра, кабинет, картотека, сейф — все это живо напомнило Антону помещения в жандармских управлениях, куда его не раз конвоировали на допросы. И этот георгиевец, без сомнения, полгода назад носил голубой мундир офицера отдельного корпуса жандармов. Путко не имел ни малейшего желания привлекать пристальное внимание штаб-ротмистра к своей персоне:

— Разрешите идти? Будучи в Питере проездом, я не мог не нанести вам визита.

Георгиевец молча угрюмо кивнул.

Что ж, и на том спасибо. А еще и какая-то встреча в девять вечера. На конверте с княжеской печаткой фамилия указана не была, только адрес дома на Владимирском проспекте.

2

Корнилов готовился принять решение. Само понятие «подготовка» не было свойственно характеру генерала. Его принцип: коль решил — действуй! Но во-первых, здесь, в Могилеве, был не фронт. А во-вторых, он понимал: приняв решение, поставит на карту все. Пан или пропал. Одним из элементов подготовки была только что отправленная Корниловым телеграмма Керенскому с требованием подчинить Ставке Петроградский военный округ.

Прежде, при царе, власть верховного распространялась и на гарнизон столицы. Понятно. Главнокомандующим был сам Николай II. Теперь дело обстояло иначе. Керенский подчинил части столичного округа лично себе, как военному министру, и никто другой не имел права ими распоряжаться. Болтун, верхогляд, полнейший профан в военных делах, а понял: в чьих руках армия, в тех руках и власть. Удастся ли обмануть министра-председателя ссылкой на стратегическую обстановку? От ответа Керенского зависело многое.

Пока же, в ожидании ответа из столицы, Корнилов принимал в кабинете своего ординарца Завойко. Ординарец читал собственноручно написанную им брошюру, которая называлась «Первый народный главнокомандующий, генерал Лавр Георгиевич Корнилов».

— «…Прошлые войны дали нашему народу имена Суворова, Кутузова, Ермолова, Скобелева. Нынешняя война озарила немеркнущим блеском имя Корнилова… Сейчас, в наши дни, о нем уже складываются легенды…»

— Убрать, — приказал генерал.

— Никак нет, — столь же решительно возразил ординарец. — Так надо. — И продолжил: — «Мы посылаем вам житие вашего вождя, любимого сына измученной России…»

«Красиво вяжет, шельма, — подумал Лавр Георгиевич. — В этих делах он лучше знает, как надо… Пройдоха. Как сом в воде — голыми руками не возьмешь».

Сравнение с сомом было очень удачным. Завойко являл собой характерный тип жизнерадостного сангвиника. Молодой, лет тридцати, но уже раздобревший, с обозначившимся под гимнастеркой брюшком, выпирающим куда боле, чем мягкая, трясущаяся при быстрых движениях грудь. Веселый, розоволицый, с ясными, на выкате глазами и сочными губами! С верхней губы сползали сомьи веревки-усы. Так же, как сом слизью, он всегда был покрыт обильной испариной, а розовые большие ладони потны. Однако, несмотря на свою полноту, Завойко был подвижен и даже проворен. Главное же достоинство всесведущ. Как раз в тех сферах, в которых Лавр Георгиевич не понимал ни бельмеса. А уж хитер! Сунешь палец — откусит по локоть.