Заговор генералов

В ответ на мерзкую ложь, выплеснутую «Живым словом», он написал одну за другой пять статей: «Где власть и где контрреволюция?», «Гнусные клеветы черносотенных газет и Алексинского», «Злословие и факты», «Близко к сути» и «Новое дело Дрейфуса?». Эти статьи увидели свет уже на следующий день, шестого июля, в «Листке „Правды“», — под таким названием, наперекор погромщикам-юнкерам, вышел центральный орган партии. В этих статьях Ленин разоблачил клеветников и провокаторов, их стремление очернить большевиков, чтобы создать погромное настроение. Исследуя события последних часов, он дал точный анализ состояния государственной власти и общеполитического положения. Предвидя тенденции развития, показал, что и ЦИК, и Временное правительство утрачивают реальную власть, а прибирает ее к рукам закулисная контрреволюция: кадеты, командные верхи армии, реакционная пресса, поддерживаемые иностранными империалистами.

Все последующие события подтвердили каждую строку его статей. Ранним утром шестого июля были разгромлены дворец Кшесинской и типография «Труд», где печатались большевистские и профсоюзные издания. Затем был наложен арест на помещение Центрального бюро профессиональных союзов. Совершено зверское, открытое убийство на улице рабочего Воинова, большевика, распространявшего «Листок „Правды“»…

Константин Степанович Еремеев, редактор-выпускающий «Правды», рассказал, как юнкера и «инвалиды» громили типографию. Арестовали и самого Константина Степановича. Но на нем была гимнастерка рядового, и офицер решил: просто солдат-караульный — и отпустил.

Серго не удержался, пошел на Мойку, в редакцию. Пишущая машинка с раздробленными прикладом клавишами сброшена на пол; оборваны шнуры телефонов, а трубок нет вовсе; взломаны письменные столы, выворочены ящики; затоптаны рукописи, гранки, груды солдатских писем… Даже не обыск, а злобный разгром. Поднял с полу письмо со следом-штемпелем грязного сапога. Каракулями:

«Дорогая наша „Правда“!

Мы, товарищи солдаты 2-го корпуса, сидим в сырых окопах второй год… Не верится, что у нас в России есть свобода. Нет, у нас в окопах нету свободы. Мы все равно сидим в лисьих норах и ждем ежеминутно своей смертушки, а начальство наше живет в деревнях и городах, офицеры пьют и гуляют, а нам пощады не дают. Ответь ты нам, родная наша „Правда“…»

Вот так-то…

В переходах с квартиры на квартиру Серго довелось сопровождать Владимира Ильича. Вместе с другими товарищами настаивал: Владимир Ильич должен надежно укрыться. Серго видел, как устал Владимир Ильич. Буквально еле держится на ногах. Думал: наверное, по пальцам можно пересчитать, сколько за целые десятилетия было у него не то что месяцев — дней настоящего отдыха. А теперь навалилась не только физическая усталость, нервные перегрузки, сказались его бесконечные, непрерывные бдения за столом, недосыпание, недоедание, а иногда и просто голод… Но последние недели были для него, наверное, самыми тяжелыми за всю жизнь, потому что никогда еще враги — явные или до поры рядившиеся в тогу друзей — не обрушивали на Ленина и его кровное дело, его единственное детище столько клеветы. Тот же Алексинский как с цепи сорвался: опустился до того, что начал издавать подлейший листок «Без лишних слов», из номера в номер изрыгавший на большевиков заборную брань.

Серго знал, что в полемике споров Владимир Ильич не деликатничал, был резок, разил противников сарказмом, издевкой, иронией. А главное — логикой мыслей и реальных фактов. Спор рождает истину. Он и сподвижников своих учил: во имя истины можно и должно быть непримиримым! Но ныне враги избрали своим оружием ложь, гнусные клеветы, постыдные, явные, однако ж примененные расчетливо и, надо признать, в точно выбранный момент. Большевики предвидели такую возможность — куда как хорошо знали их нравы. Но свистопляска, гогот тысяч яростных глоток пытались теперь заглушить убедительные доводы их большевистской правоты. Время идет. Тайное непременно станет явным. У лжи, какой бы омерзительный облик она ни имела, подобно болотному аллигатору, короткие ноги… Правда восторжествует.

Но в самый разгул, когда на всех перекрестках, из всех подворотен, со страниц всех желтых и черных газет поливали грязью имя Владимира Ильича и имя партии, он, поддавшись побуждению выступить гласно, в открытую, желая отстоять незапятнанную правоту их огромного дела, чуть было сам, добровольно не шагнул в расставленный врагами капкан.