Заговор генералов

Керенский отшвырнул в сторону листки заготовленного доклада и, клокочущий от гнева, вынесся на трибуну с единственным желанием — заставить их всех: и левых, и правых, каждого в отдельности и всех скопом, не только в ненавистной Москве, но и по всей России — затрепетать перед его властительным гневом. Он считал бы, что одержал победу, если бы зал затих, как мышь, под раскатами его вознесенного голоса. Но эти хлопки и шумы и уловленная насмешка в словах Милюкова… Язва. Ишь, с поддевкой: «Почему нервничаете?» Тут психопатом станешь, не то что изнервничаешься. А все же: триумф или провал?..

Как ответ — от стола, за которым члены президиума совещания, достойнейшие из достойнейших, закусывали а-ля фуршет — сначала голос Гучкова:

— Эти выкрики не могут создать почву для деловой работы.

Еще более громко — ответ Шульгина:

— А что можно было ожидать от Керенского? Чтобы грозить, надо иметь авторитет власти, а именно этого у него нет.

И наконец, насмешливый, увещевательный баритон профессора:

— Зачем так строго судить сего молодого человека? Согласитесь, Александр Федорович в душе актер… К сожалению, он играл в старом мелодраматическом стиле и поэтому вместо впечатления силы и власти возбудил лишь жалость. Будем снисходительны, господа. Меня гораздо более обеспокоило другое…

Он понизил голос, и Керенский уже ничего не смог расслышать.

5

Антон вышел из ложи, спустился в фойе.

Публика — как на спектакле: смокинги, фраки, белизна манишек и манжет. Ничего похожего на массу, заполнявшую Таврический дворец в первые дни революции. Косоворотки — редчайшими вкраплениями. Но много офицерских погон и даже солдатских гимнастерок.

Делегаты собирались кучками. В углу о чем-то возбужденно говорили военные. Антон подошел.

— …Совершенно справедливо, господа! — горячо соглашался ротмистр с рассеченной шрамом бровью. — Это оскорбление офицерского достоинства!

— Написать и передать в президиум! — подхватил армейский капитан. Офицерский караул полагается только при трупе!

— Немедленно! На имя самого этого маньяка! Кто готов подписать?

Не отказался ни один.

— О чем речь? — полюбопытствовал Антон.

— Вы обратили внимание на этих двух холуев, поручик? — рассеченная бровь ротмистра дергалась. — На этих двух блюдолизов, которые ели глазами «их адвокатское отродье»? Если адъютанты намерены и впредь уподобляться лакеям, пусть снимут с себя форму и офицерские погоны! Пишите. И о трупе вставьте непременно!

— С удовольствием подпишу, — протянул руку к листку Антон.

Дали первый звонок, потом второй — в точности, как на спектакле.

Путко направился к лестнице на свой ярус.

— Господин поручик! Антон Владимирович!

Он оглянулся. Голос был близко, несомненно знаком. Но человека, окликнувшего его, Антон видел впервые: высокий статный подпоручик, бронзово-загорелый, темноволосый, с щегольски подстриженными усами. Открытая белозубая улыбка до ушей.

— Виноват…

— Не узнали? Да конечно же!.. А сколько недель в одной палате! Константин Костырев-Карачинский!

Он прищелкнул сапогами со шпорами.

— Катя!

Антона как хлестнуло: Наденька, номер гостиницы, «плебейка». Он рванул руку к несуществующей кобуре.

В толкотне спешащих по лестнице делегатов Катя не заметил его движения и даже не обратил внимания на выражение его лица.

— Вы, Антон Владимирович, представителем армии? — в его голосе было почтение и оттенок зависти. — А мы с моими юнкерами вас охраняем.

Путко справился с собой:

— От кого?

— А вы не знаете? Вы не знаете, что здесь предстоит? Катя произнес это таким тоном, что Антон невольно насторожился:

— Что вы имеете в виду?

— Разрешите вас на минутку? — отвлек его в сторону от прохода Катя. Зачем торопиться на эту говорильню? Разве в ней дело?

«Такой расписной красавец и здоровяк… — подумал Антон. — А Надежда справилась!..»

— Сугубо доверительно, как фронтовому товарищу, — зашептал Катя, приближая губы к уху Антона. — Здесь, в театре, ожидается провозглашение военного диктатора России!

— Вы шутите!

— Какие шутки! Сам генерал, командир нашего Александровского училища, объявил! Все подготовлено. Известно даже, кого именно.

— Кого же?

— Алексеева, Брусилова или Корнилова. Но генерал Брусилов отчего-то не приехал. В ложе один Алексеев. А прибытие главнокомандующего ожидается завтра. Но с нашей стороны все подготовлено.

— Что же?

— Полный боевой расчет на случай выступления противников диктатора как в самом театре, так и снаружи. У каждого из моих юнкеров полные подсумки боевых патронов. В Малом театре установлены пулеметы. Вызван бронедивизион.

Антон вспомнил, как утром, действительно, катили со стороны Воздвиженки блиндированные автомобили. И вон сколько юнкеров — едва не на каждой ступеньке. И с поясов тяжело отвешивают патронташи.

— Ну и ну… — протянул он. «Надо немедленно сообщить в Московский комитет. Неужели они именно сейчас попытаются повернуть все вспять?..»