Заговор генералов

О деле заговорили двое последующих — Путилов и Вышнеградский.

— «Общество экономического возрождения России» предоставит в распоряжение «Союза офицеров» два миллиона рублей, — сказал Путилов. — Мы готовы идти на любые жертвы, чтобы помочь вам, генерал, восстановить порядок. На вашей стороне сочувствие всех промышленно-финансовых кругов. Но…

— Что «но»?

— Мы, купцы, прежде чем вкладывать капиталы в дело, примеряем семь раз — такая уж наша натура: не верь чужим речам, верь своим очам.

— Я денежной выгоды не ищу, господа, — оскорбился генерал.

— Вы не так поняли, ваше высокопревосходительство, — смягчил Вышнеградский. — Мы сами готовы отдать последние рубахи… Но одних денег нынче мало. Вчера против нас выступила вся фабричная Москва. Сегодня вы готовы один на один выступить против нее? С какой силой вы выступите?.. Вам мы поверим и на слово. Но готовы вы сказать это слово сегодня?

Об этом он не подумал: он считал, что его имя просто будет объявлено. Кем?..

Путилов и Вышнеградский поняли его затянувшееся молчание.

— Пока работный люд собран в цехах заводов и фабрик, он — сплоченная сила, — развил план Путилов. — Когда же он выброшен за ворота — это просто темный сброд. Мы решили пойти на крайние жертвы. Однако для этого потребуется время.

И они изложили план организации всероссийского локаута, уже начавший исполняться.

— Мы их обуздаем, — заключил в унисон с Путиловым Вышнеградский. — Что же касается денег, они будут в вашем распоряжении, когда вы скажете свое слово.

После парада, устроенного «балерине» на Ходынском поле, изволил пожаловать к главковерху и командующий Московским округом Верховский. Корнилов принял его с сомкнутыми губами.

— Ничего не предусмотренного программой Государственного совещания произойти не может, — сказал, прямо глядя в лицо генерала, Верховский. Ибо весь гарнизон на стороне революции. Солдатская масса чрезвычайно дорожит свободами, полученными после крушения самодержавного строя. Оренбургский казачий полк, направленный к Москве без моего ведома, я приказал остановить в пути. Министр-председатель одобрил мой приказ.

Корнилов готов был кликнуть своих текинцев: арестовать и выпороть изменника!.. Ожидавший своей очереди на прием профессор Милюков окончательно развеял надежды главковерха на Москву:

— Вы, глубокоуважаемый Лавр Георгиевич, — верховный главнокомандующий, а Керенский — «верховный главноуговаривающий». Толпа еще верит его словам. Мы, ваши преданные и верные друзья, взвесившие все «за» и «против», пришли к выводу: рано. И не так нужно сделать. Не самому наносить удар, а ответить сокрушительным контрударом!..

Это было примерно то же, о чем говорил в свое время Савинков. Вот бы с кем следовало посоветоваться! Единственный человек, на твердость которого Лавр Георгиевич может рассчитывать. Но его в Москве не было. Зато речь Керенского уже опубликована во всех газетах. А в ней: «…и какие бы и кто ультиматумы мне ни предъявлял, я сумею подчинить его верховной воле и мне!..» Мразь! Штафирка! Осмелился так говорить о верховном главнокомандующем!..

Филоненко и Завойко принесли наконец текст его доклада.

— Наберитесь терпения, ваше высокопревосходительство, — сказал ординарец. — И не испытывайте разочарования: Москва нужна была нам как необходимая ступень. В этом докладе учтены все нюансы. Читайте его в обычной вашей манере, свидетельствующей о достоинстве и силе.

Главковерх прибыл сегодня в Большой театр перед самым началом заседания. Хотел сразу пройти на свое место. Но Керенский перехватил его. Пригласил в кабинет:

— Я вновь прошу вас, Лавр Георгиевич, не нарушать постановления Временного правительства. Вы должны ограничить свой доклад определенными рамками.

— Безусловно. Эти рамки установил я сам.

…И вот сейчас, на трибуне, он стоял, широко расставив ноги, как на палубе, и без единого жеста, лишь склоняя глаза к листу и поднимая их в невидимый зал, рубил воздух короткими тяжелыми словами:

— …Моя телеграмма от девятого июля о восстановлении смертной казни на театре военных действий против изменников и предателей всем известна. Ближайшая задача этой телеграммы, причина, вызвавшая эту телеграмму, — это позор тарнопольского прорыва, и доныне этот разгром, которого русская армия за все время существования не знала, продолжается! Позор тарнопольского разгрома — это непременное и прямое следствие того неслыханного развала, до которого довели нашу армию, когда-то славную и победоносную, влияния извне и неосторожные меры, принятые для ее реорганизации. Меры, принятые правительством после моей телеграммы, несомненно, внесли некоторое оздоровление в армию, но разрушительная пропаганда развала армии до сих пор продолжается, и я вам приведу факты…

3

Скрежещущие слова, срывавшиеся с едва разомкнутых губ Корнилова, пронзали воздух зала, как раскаленные осколки. Антон, как и все сидящие рядом с ним, обратились в слух.

Но как по-разному воспринимались эти слова!..

— …За короткое время, с начала августа, озверевшими, потерявшими всякий образ воина солдатами убиты: командир гвардейского полка полковник Быков!..