Заговор генералов

— Я так и знала… И она вас любит, и вы… Как в первый день пошла я тогда по вашему указу, Антон Владимирович, так к ней меня и определили… Я и сказала, дура, что вы послали… Все эти дни мучилась, не хотела вам говорить, ей отдавать… Да не по совести это… А фамилия ее Кузьмина.

Но он, хоть не ведал отчества Ольги, уже сам донял: она! Вскочил:

— Где ее отыскать?

— Да где ж, как не в Думе? Они там все нынче целыми сутками… — И горько, навзрыд, заплакала.

Он бросился на Сампсониевский. Даль бесконечная, а пролетел как на крыльях. Вот он, четырехэтажный угловой облупленный дом с частыми переплетами окон. Вбежал в арку, поднялся на этаж. Двери с картонками названиями отделов. Народ в коридоре. «Культурно-просветительный…» Рванул дверь. Увидел против света обернувшуюся тонкую фигуру. И еще не разглядел, как все в нем оборвалось и покатилось:

— Оля!..

— Антон! Наконец-то! — просияла она от радости, покраснела, и глаза ее засветились. — Ты ли это?

Он взял ее за руки и начал разглядывать. Все такая же! Огромные зеленые глаза. Зеленые, если можно было смотреть в них вот так близко. А издали серо-голубые, так часто насмешливые или презрительно-холодные. Но в тот последний и единственный раз они изумрудно сияли — так же, как сейчас.

— Оля!.. Оля!..

Само звучание ее имени казалось ему чудом. Невысокая и тоненькая, едва ему до плеча, с густыми темными бровями и легким пушком над верхней губой. И натянутая на щеках кожа — будто фарфор. Только больше стало паутинок-морщин. Но так же, как тогда, свободно падает на плечи копна волос. Невозможно!..

— Уже вернулся с фронта? Вот ты какой!.. — Она не отнимала рук, не отрывала взгляда, словно вливаясь в него.

— Уже не мальчик? — счастливо пробормотал он.

Ольга была старше его на два года. И тогда, в ужасающе далеком прошлом, поддразнивала, называя мальчиком, а он обижался едва не до слез. Но потом была их ночь в «Бельфорском льве», в гостинице на парижской авеню д'Орлеан. Утром, проснувшись, он увидел ее, склоненную у его ног и с ужасом разглядывающую струпья-раны от кандалов на щиколотках. Он не успел отстранить ее, как она наклонилась и стала целовать раны, а он вспомнил мучительно-счастливые строки: «…и прежде чем мужа обнять, оковы к губам приложила…» Каждый, наверное, мечтает о Марии Волконской. И надо было ему пройти все то, что он прошел, чтобы найти ее. И потерять — тогда, шесть лет назад, он тем же вечером уехал в Питер, навстречу новому аресту. А она тоже уехала из Парижа — к своему мужу, в Женеву.

Он отпустил ее руки, не скрывая горечи, спросил:

— Ты вернулась с мужем?

— Нет, Антон, — не отрывая от него взгляда, покачала она головой. — Я глубоко уважаю Виктора, он очень хороший человек… Но я поняла, что люблю тебя. Давно поняла, еще до Парижа… Но до нашей последней встречи это было просто… Мечта, ожидание?.. Не знаю… А когда вернулась в Женеву, сказала. Он понял. Мы остались добрыми друзьями. А как же иначе, правда? Лицо ее стало серьезным, но глаза все равно светились. — Зачем же мы тогда делаем все это, если не ради того, чтобы люди были свободны — в своих делах, в своих мечтах, в чувствах?

— А в обязанностях?

— Конечно! Но у чувств только одна обязанность — они должны быть искренними. Я и приехала теперь одна. Виктор еще остался там, в Женеве: готовит к отправке в Питер нашу библиотеку и партийный архив… Когда ехала, могла надеяться только на чудо…

— Ты давно вернулась?

— В одном вагоне с Владимиром Ильичем.

— Боже мой! Все эти месяцы!..

— Пыталась разузнать о тебе — и не смогла… Я ведь даже не знаю твоей настоящей фамилии, а Владимировых оказалось так много… — Она тихо засмеялась. — Пока не пришла эта чудная девочка, Надюша…

— Наденька! — Антон вложил в свой голос все тепло.

— Она такая молодая, такая хорошенькая. И все уши о тебе прожужжала: и такой ты, и этакий — и вообще лучше тебя на свете быть не может! — В насторожившемся взгляде, в тоне Ольги проскользнула ревность. — Надюша влюблена в тебя по уши, по макушку. Она тонет в этой любви.

— Это хорошо… Даже если любовь безответна. Она — как путеводная звезда: в тайге ли, в пустыне.

— Она так молода…

— Хорошо быть молодым… Все впереди. Я очень ее люблю. Как родную сестренку. И желаю ей счастья. И постараюсь помочь… Нет, счастье она найдет сама. Постараюсь, чтобы стала она личностью.

— Станет, — уверенно проговорила Ольга. — Помимо всего, у нее превосходный слух, прекрасный голос, музыкальное дарование. Вот увидишь, она станет знаменитой певицей, и ты будешь хвастаться: мы были знакомы!..

Она легко рассмеялась. И только сейчас они увидели, что в комнате полно народу — и девушек и ребят — и они с изумлением смотрят на эту странную пару, забывшую обо всем на свете.

— Сейчас я освобожусь, — смутилась Ольга. — Ты проводишь? Я живу тут рядом.

— Конечно! У меня самого остались считанные часы…

6

— Антон, Антон, посмотри: сколько у тебя уже седых волос, сколько шрамов на теле… А ты все такой же глупый…

Как тогда, в «Бельфорском льве», ветер качал за окном фонарь и стремительно, снегом в ладони, таяло время.