Заговор графа Милорадовича

На заговорщиков произвело сильнейшее впечатление, насколько легко было заставить чиновную Россию принять какое угодно распоряжение — лишь бы оно исходило от вышестоящих начальников.

Не меньшее впечатление произвела и реакция единственной инстанции, которая попыталась усомниться в законности происходившего. Это случилось во время присяги членов Государственного Совета. Вот рассказ Трубецкого: «В комнате, где стоит обыкновенно внутренний караул, бывший в тот день 1-го взвода роты его величества лейб-гвардии Преображенского полка, стоял аналой с крестом и евангелием. Солдаты спросили, что это значит? «Присяга», — отвечали им; они все в один голос: «Какая присяга?» — «Новому государю». — «У нас есть государь». — «Скончался». — «Мы не слыхали, что он и болен был». Пришел комендант Башуцкий и стал им рассказывать, что известно было о болезни и смерти государя. Тогда головной человек вышел вперед и начал те же возражения, прибавив, что они не могут присягать новому государю, когда есть у них давно царствующий, и верить о смерти его не могут, не слыхав даже о болезни. Дежурный генерал штаба его величества Потапов пришел на помощь коменданту, подтвердил его слова и начал уговаривать людей принять требуемую присягу. Солдаты настаивали упорно на своем отказе. Между тем великий князь Николай Павлович и члены Государственного Совета успели уже присягнуть в церкви, и Николай вышел к упорствующему караулу и подтвердил слова генералов и объявил, что он сам уже только что присягнул новому государю Константину Павловичу. Волнение утихло, и солдаты присягнули».

Готовность солдат стоять на страже интересов правящего царя и недоверие к чистоте помыслов высочайшего начальства стали важнейшими факторами, положенными в основу замысла выступления 14 декабря.

Резюме всему виденному и слышанному в день 27 ноября 1825 года Трубецкой сформулировал так: «Верю очень, что в[еликий]

к[нязь] Николай мог заставить себя провозгласить императором от членов Совета, Сената и двора, хотя многие его и не желали, но робость противников его в выражении их мыслей заставляет меня оставаться в уверенности, что никто из них не осмелился бы явно противуречить. Сверх того, надобно признаться, что и Константин был не такая находка, для которой нашлось бы много охотников порисковать своею безопасностью. Один граф Милорадович смел бестрепетно высказывать свои убеждения и противиться всякому незаконному поползновению. Он держал в своих руках судьбу России, и спас столицу от общего и всенародного возмущения, которое непременно бы вспыхнуло, еслиб тотчас после кончины Александра потребована была присяга Николаю. Если Николай добровольно покорился убеждениям графа, то заслужил признательность Отечества; но еслиб он захотел силою добыть престол, то не сомневаюсь, что не нашел бы в графе Милорадовиче себе сообщника

».