Заговор графа Милорадовича

Понятно, что если даже гвардейцы действительно замыслили покуситься на государственный переворот, то в Пинских болотах его не проведешь! К тому же во время походов и маневров невозможно поддерживать агрессивный тонус заговорщиков, если в этом напрямую не заинтересованы руководители похода. А их, как видим, как раз заменили — Александр постарался предусмотреть буквально все!

Уварова, неспособного принять командование, фактически заместил Паскевич, именно теперь назначенный, как упоминалось, командовать 1-й Гвардейской пехотной дивизией.

Одновременная расправа над непосредственными участниками семеновского бунта продемонстрировала отсутствие какой-либо мягкости и либерализма верховной власти. Проект приговоров «мятежным» солдатам Александр изменил в сторону ужесточения. Тем самым четко было подчеркнуто различие между словом и

делом правонарушителей!

Что же касается гражданского лидера заговора — Н.И.Тургенева, то вполне уместно было пугануть его, чтобы больше не путался под ногами. Это было вполне по-христиански — во всяком случае, в том стиле, в каком сам Александр I был христианином!

Все же последующие необходимые решения лучше было пока отложить.

В мае 1821 года Александр I года вынес вердикт о «бунте» Семеновского полка, освободил участников распущенного «Союза благоденствия» от юридической ответственности и разрубил тем самым напряженнейший узел политического противоборства. Противоречия в руководстве российских вооруженных сил, тем не менее, исчерпаны не были: они остались, перейдя из острой фазы в хроническую — ни «партия Аракчеева», ни «партия Милорадовича» решающей победы не добились.

Милорадович, как было показано, вынужденно взял заговорщиков под защиту. Столь же вынужденно он был обязан сохранять такую опеку и впредь.

Факт прежнего существования заговора был известен всему высшему командованию, в том числе и основным недоброжелателям Милорадовича — от Аракчеева до Васильчикова и Бенкендорфа. Имена руководителей заговора также хорошо были известны, и большинство из них сохранилось на своих местах. Следовало наблюдать за тем, что же они предпримут в дальнейшем и дадут ли шанс противной стороне добиться изменения царского вердикта и переиграть отнюдь не законченную кампанию.

Торопиться никому никуда не следовало, а потому опереточный сюжет развивался неспешными темпами: заговорщики вынашивали свои жуткие планы, а Милорадович «по-отечески» наблюдал за ними и одергивал.

Почему же эти люди, многие из которых были предупреждены о бдительном присмотре со стороны начальства, а иные и сами соучаствовали в нем, вообще не прекратили конспиративной деятельности? На этот вопрос можно дать исчерпывающий ответ.

Общая ситуация, в которой находилось дворянство, нами описана выше. Остается добавить, что на ее развитие влияли многие факторы, и поэтому ухудшение происходило не постоянно и постепенно, а волнами — как и положено экономическим процессам. Вот и в годы, предшествовавшие декабрю 1825, был период, крайне неблагоприятный для помещичьих хозяйств.

Еще политика Наполеона, пытавшегося установить «континентальную блокаду», сильно ударила по международной торговле. Поскольку она проводилась не один год, то всюду в Европе создались национальные и региональные рынки, защищенные от иностранной конкуренции. С падением Наполеона пали и все установленные им запреты. Запасы, не находившие сбыта внутри стран-производителей, были выброшены на международный рынок. Соответственно покатились вниз цены: на зерно, в частности, на Берлинской бирже — в три раза за несколько лет. И, о ужас! — волна банкротств, охватившая всю Европу, мгновенно доказала, что без таможенной защиты долее существовать невозможно.

Дружной ответной волной все государства, защищая каждое свою собственную экономику, воздвигали таможенные барьеры — покруче наполеоновских. Это также сказалось на вывозе сельхозпродуктов из России, занявших преобладающую роль в российском экспорте — взамен чугуна в донаполеоновскую эпоху.

Падение вывоза имело прямо-таки роковые результаты. В 1817 году экспорт зерна из России составил 143,2 млн. пудов, в 1820 году — только 38,2, а в 1824 году упал до 11,9 млн. пудов. Не случайно лозунг свободы торговли стал одним из главнейших пунктов всех программ декабристов.

В 1817–1825 гг. сокращение экспорта было прямым ударом по небогатым и без того помещичьим карманам. Кризис сбыта зерна и падение покупательной способности потребителей ударил и по российской промышленности.

Резко ухудшалось финансовое положение государства: только с 1820 года по 1822 государственный доход сократился с 475,5 млн. руб. (ассигнациями) до 399,0 млн. Соответственно дефицит бюджета вырос тогда же с 24,3 млн. до 57,6 млн. Осенью 1825 года министр финансов Канкрин писал к Аракчееву: «Внутреннее положение промышленности от низости цен на хлеб постепенно делается хуже, я, наконец, начинаю терять и дух. Денег нет».