Заговор королевы (Оформление Н. Лазинской)

— Милости, — отвечала Маргарита с возрастающей яростью, — милости поручить месть моим рукам, чтобы я, будучи свидетельницей их блаженства, могла также видеть и их пытки. Мне нужна кровь, брат мой, мне нужна кровь! Позовите вашу стражу. Оставьте меня с ними одну, я беру все на себя. Именем Иисуса! Я буду счастлива при виде обнаженных шпаг.

— Мы не сомневаемся в этом, моя кроткая сестрица, — отвечал Генрих, возвративший все свое прежнее хладнокровие. — Эпитафия де Гуаста нам в этом порукой. Но мы нисколько не желаем кровопролития. Если же нам понадобится палач, то мы обещаем обратиться к вам, но в этом случае, мы надеемся, что не понадобятся ни плаха, ни шпага, ни кинжал. Одно слово образумит кавалера Кричтона.

— Шпага была бы предпочтительнее, — возразила с жестокостью Маргарита, — но пусть будет по-вашему. Наше личное оскорбление не останется без отмщения.

— Кавалер Кричтон, — сказал с надменной, исполненной царственного величия вежливостью Генрих, подходя к шотландцу и устремив на него решительный взгляд, — неужели вам нужно напоминать ваше добровольное обещание полного повиновения нашим приказам? Настало время потребовать от вас исполнения этого обещания.

— Располагайте моей жизнью, государь.

— Какая вещь вам дороже жизни?

— А!

— Вы клялись своей шпагой ни в чем нам не отказывать.

— Как? Чего же требуете вы, государь?

— Обладания этой девушкой.

— Кричтон! — вскричала Эклермонда, крепче прижимаясь к своему возлюбленному. — Лучше убейте меня, но не предоставляйте его власти.

— Я имею его слово, — сказал холодно Генрих.

— Он его имеет, он его имеет! — вскричал Кричтон с выражением отчаяния. — Возьмите назад пожалованные вами титулы, ваши почести, государь, если они должны быть куплены ценой этой жертвы, возьмите мою жизнь! Мою кровь! Хотя бы она сочилась капля за каплей, но не принуждайте меня исполнить это неблагоразумное обещание! Вы изрекли бы нам обоим приговор, более жестокий, чем смерть.

— Итак, из этого мы должны понять, мессир, — отвечал Генрих, смотря на него с презрением, — что слово ваше, данное вами необдуманно, для вас необязательно. Хорошо, мы знаем теперь, как нам поступить.

— Разве ваше величество требует, чтобы я раздробил эти руки, которые цепляются за меня, и бросил ее без чувств к вашим ногам? Позовите ваших стражей, государь, и пусть они вырвут ее у меня, я не буду сопротивляться вашему приказанию.

— Было бы лучше, — сказала Маргарита, — если бы я заколола эту красавицу в его объятиях.

— Молчать! — закричал Генрих. — Она наконец смягчается.

— Кричтон, — сказала Эклермонда, — ваше слово дано, и вы не имеете права защищать меня.

— Моя рука парализована, — сказал с отчаянием ее возлюбленный.

— Когда вы произносили эту клятву, — продолжала с ужасающим спокойствием Эклермонда, — я дрожала, думая о ее последствиях, — я не ошибалась. Кому могла бы прийти мысль вложить кинжал в руку врага? Тот, кому вы дали ваше рыцарское слово, требует его исполнения, и я очень хорошо знаю, что он неумолим. Вам остается только одно — повиновение, и, чтобы вы могли повиноваться без угрызений совести, я отдамся ему добровольно. Не старайтесь удерживать меня, я не принадлежу вам более. Вы отреклись от меня в ту минуту, как эта клятва сорвалась с ваших уст. Вы не должны более обо мне думать, Кричтон. И именем той любви, которую вы питали ко мне, я приказываю вам, умоляю вас, не пытайтесь спасти меня.

— Мы говорили, что она смягчается, — вскричал Генрих, беря ее с торжествующим видом за руку. — Что же касается вас, кавалер Кричтон, мы в самом деле огорчены постигшим вас разочарованием, но надеемся, что наш орден Святого Духа утешит вас отчасти в потере вашей возлюбленной.

— Да погибнут эти проклятые узы, которые оковывают свободу моей души, а с ними вместе — да уничтожится всякое чувство благодарности!

— Очень благодарен, — отвечал с холодностью Генрих. — Наши милости, должно быть, недорого стоят, если их так легко отвергают, но мы не оскорбляемся от вашей вспыльчивости, кавалер. Минутное размышление сделает вас спокойнее. Нам говорили, что у шотландцев горячая голова, и мы видим подтверждение этих слов. Мы вполне вас извиняем. Вы находитесь в досадном положении, но не заботьтесь долее, мы отвечаем за безопасность этой девушки.

— Отвечаете ли вы за ее честь, государь? — спросил с горечью Кричтон.

— Ну, — отвечал с величайшей небрежностью Генрих, — пойдем же теперь на праздник.

Сказав это, он приложил к губам серебряный свисток. По данному сигналу дверь вдруг отворилась, открыты были портьеры, и глазам представилась ярко освещенная зала с рядами слуг и алебардистов, стоявших по обе стороны входа. В ту же минуту Шико вошел в молельню. Особенная улыбка оживила лицо Генриха.

— Чего же мы еще ждем? — спросил он, бросая на Кричтона торжествующий взгляд.

— Чтобы я проводил вас, — отвечал, подходя, Шико. — Только одно безумие достойно направлять стопы вашего величества.

— Злой! — сказал, смеясь, Генрих.

И, взяв под руку Эклермонду, он вышел из комнаты.