Заговор красного Бонапарта

— Вот тоже кусок идиота! — угрюмо ворчал какой-то худосочный чиновник. — Так сорваться!.. Благо, еще скользко было бы?.. А то…

— Тут времени только-только в обрез, и вот — здрасте; подвернулся под колеса, чорт бы его взял!

— А это завсегда — как спешишь, так на вот тебе. За опоздание у нас с работы вылететь недолго!

— Сколько мы тут еще ждать будем? — недовольно обратился какой-то военный к подошедшему с рукояткой управления, вагоновожатому.

— Нужно, гражданин, милиционера подождать — протокол составить. Это вам, все-таки, не собака, а человек…

— Ну и пусть себе составляет, а мы поедем дальше.

— Никак это невозможно, товарищ. Нужно запротоколировать, что никто не виноват… Да вот он уже и идет.

Разношерстные, бедно одетые, порой даже оборванные пассажиры расступились. Вынимая из полевой сумки записную книжку, в толпу вошел милиционер. Не обращая внимания на лежащего на мостовой человека, он стал записывать показания вагоновожатого и очевидцев. Зашумели голоса, и о пострадавшем словно забыли. Только молодой, худощавый, темноволосый юноша, типичный студент, не отрывал глаз от порой конвульсивно дергающегося человека. И тогда его губы, под тонкими, только что пробившимися усиками, страдальчески кривились.

— Послушай, товарищ, — обратился он, наконец, к стоявшему рядом рабочему. — Перевязать бы его нужно… Ведь кровью истечет, пока скорая помощь прибудет.

Подошедший к нему рабочий, — тот, кто недавно купал в лужице свои блестящие сапоги, чуть усмехнулся.

— А зачем? — сухо и кратко спросил он.

— Как так «зачем»? — вскинулся от неожиданного вопроса взволнованный студент. — Да ведь жизнь-то спасти нужно! Вы перевязать сумеете?

Рабочий чуть пожал широкими плечами.

— Сумел бы, но зачем это? Если бы он страдал, а то… без памяти. Ну, и пусть умирает спокойно.

— Как так «пусть умирает»?

В вопросе юноши были возмущение и удивление. Опять красивые губы рабочего изогнулись в снисходительной усмешке.

— А ну, конечно! Видите сами — простой мужичок, первый раз, вероятно, в столицу попал. И ноги ему начисто оттяпало. Зачем государству инвалиды? Безногая ценность, подумаешь! Да и ему самому лучше тут, на месте умереть, чем страдать в больнице и потом всю жизнь нищенствовать. Марксистская логика. Помните, как сказал Маяковский: —«Для веселия планета наша плохо оборудована…» А для инвалидов — в особенности…

Пораженный такой резкой точкой зрения, студент не нашелся, что ответить. Он опять посмотрел на лежащего человека и опять гримаса боли искривила его выразительное тонкое лицо. Рабочий поправил свою сползавшую на лоб старую кепку — типичный пролетарский блин, «пролетарская кепка», «шесть листов-одна заклепка» — и оглянулся на группу, окружавшую милиционера.

— А знаете что, товарищ, — обратился он к студенту. — Тут, видно, еще надолго… Пойдем пока пешком. Погода ведь лучше не надо…

Студент молча кивнул головой и оба зашагали по набережной Москвы-реки. Некоторое время шли молча. Рабочий изредка украдкой поглядывал на нахмуренное, взволнованное лицо своего спутника и, наконец, спросил:

— А что, товарищ… Простите, но вас, видно, этот случай очень расстроил?

— Да, — неохотно ответил студент, не поднимая головы.

— В первый раз, что ли, кровь человеческую повидать пришлось?

— Ну, может, и не в первый. Время-то у нас советское — крови везде навидаешься. Но тут просто обидно за человека. Ведь, право, как собака. Никто не помог, никто не пожалел. Еще и ругань кругом. Прямо поверить нельзя, какой бездушный народ теперь пошел. За русских стыдно.

Рабочий опять пожал плечами.

— Да, оно, конечно, мягкости в теперешних душах маловато. Но ведь и жизнь такая пошла, что для жалости нет места. Да… и стоит ли кого-либо жалеть?

Задавая этот вопрос, рабочий незаметно усмехнулся, словно желая поддразнить молодого человека. Он не ошибся: студент встрепенулся. Его возбужденное лицо повернулось к собеседнику. Копна черных волос, слезшая было на лоб, привычным движением руки была отброшена назад, открыв прекрасной формы чистый лоб.

— Как это вы так, товарищ, говорите? — укоризненно ответил он. — Ведь человек погибает… Наш, русский человек! Нельзя, чтобы душа заплывала телом, и человек оскотинивался. Даже и не в жалости дело, а в стране. Каждый в ней на своем месте нужен…

— Здоровый, может быть, и нужен, да и то… А уж инвалиды-то — только балласт… Да и не нужно вообще жизнь человеческую переоценивать. Их, жизней этих, только у нас в Советском Союзе 170 миллионов. А во всем мире мало что не два миллиарда. Товар дешевый…

Студент с негодованием взглянул на рабочего.

— И не стыдно вам?.. А еще русский человек! Пусть там какие-нибудь иностранцы — ну, чорт с ними. Наводнение в Китае, голод в Индии или там война Парагвая с Уругваем… Но наши русские жизни — это ведь наше национальное богатство. Конечно, этот вот несчастный, который под трамвай попал, — это единица… Но вот, когда наши русские люди миллионами гибнут…