Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Из английских работ, посвященных специально заговорам, мне попалась только одна статья М.Гастера. Она посвящена заговорам, к семье которых принадлежит известная молитва св. Сисиния. Автор высказывает и свои общие взгляды на заговоры. Он пишет: "Сила магической формулы, как хорошо известно, часто покоится на обряде, который сопровождает ее и часто имеет символический характер, но в большинстве случаев - на священных именах, которые заговор содержит" *180. "Сила приписывается таким именам потому, то имя вещи представляет невидимую, неизменную сущность всего существа" *181. "Простое имя иногда заменяется рассказом о действии, происшествии или повествованием о несчастном случае, подобном вновь приключившемуся, потому что повторение старого случ я и действительность старого опыта считается достаточным для произведения и теперь тех же самых результатов" *182. Изменяться заговоры, по его мнению, могут лишь в двух направлениях. Чара может от одного случая применения перенестись на другой. Соотв тственно этому произойдет подстановка новых имен в рассказе. Второй путь призывание (invоcation) изменяется в заклинание (conjuration) *183. Таким образом в полном заговоре должно ожидать: а) эпическую часть, б) симпатический или символический случ й, в) мистические имена. Где не достает какого-либо из этих элементов, там, значит, заговор уже сокращен, искажен *184. В дальнейшем мы увидим, что подобные выводы Гастер мог сделать только благодаря тому, что извлекал их из одного лишь вида заговоро , и что благодаря этому суждению его относительно состава заговоров, значения имен и эпической части далеко не соответствуют действительности.

Прежде чем перейти к труду Мансикка, остановлюсь еще на одной работе. В 1891 году вышла книга М. Удзели. Простому человеку, говорит автор, естественно обращаться к Богу с просьбой избавить его от болезни. Для посредничества в этом деле обращаются к лицам, слывущим за особо набожных, угодных Богу, просьбы которых были бы услышаны. А такими прежде всего являются жрецы, священники. Они и занимались лечением. "Так как это лечение состояло в благословении и произнесении некоторых слов, то, с течением ремени, им стали придавать целебную силу и в писаном виде. Место священника заняли избранные ведуны, которые заботливо хранили эти необыкновенные слова, оберегая их от излишней популяризации, чтобы они не утратили своей силы" *185. Так создались заго оры.

Г-ну Мансикка принадлежит последняя крупная работа в области русских заговоров *186. На первый взгляд кажется, что она клином вошла в литературу о заговорах, не считаясь с тою традицией, которая здесь господствовала. Действительно, мы видели, как рус кие ученые упорно всегда сосредотачивали свое внимание на том пункте заговора, где он перекрещивается с обрядом. Сначала бессознательно, а потом уже сознательно выдвигали они важность именно этого вопроса. Это течение привело к выставлению на первый лан формул-параллелизмов и даже объявлению их единственной первоначальной формулой заговоров (Зелинский). Но Мансикка заявляет, что параллелизм в заговоре ровно ничего не значит. Это просто стилистический прием, свойственный не одним только заговорам *186. И самому распространению его в заговоре, может быть, способствовало влияние апокрифических и церковных молитв, где он представляет также излюбленную форму. Это влияние тем более вероятно, что создателями и переписчиками заговоров были везде дух вные лица *186. Таким образом, он порывает с основной традицией русских ученых. Но тут же зато обнаруживается связь его с другой традицией. Мы видели, что на Западе в самом начале настоящего столетия появилась работа о заговорах, приписывающая громад ую роль в создании и распространении заговоров именно духовенству.

У нас подобное направление определилось в конце прошлого столетия. Исследования Веселовского, Соколова и других раскрывали не только роль духовенства, но еще и пути, какими заклинания из Византии проникли через южно-славянские земли ан Русь. Если мы при этом вспомним еще и метод исследования Веселовского и объяснения, данные им некоторым образам народной поэзии (алатырь, чудесное древо и т. п.), то все элементы, которые находим у ансикка, окажутся существовавшими и раньше. Разница только в осторожности пользования методом. Мансикка так энергично оттолкнулся от школы мифологов, что впал в противоположную крайность. Все, что мифологи считали языческим мифом, он объявил христиан ким символом. Мифологи утверждали, что христианские понятия постепенно проникали в языческие заговоры. Мансикка - наоборот: суеверие проникало в заговоры, первоначально чисто христианские.