Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Характер языка, характер синтаксических оборотов, характер эпитетов, сравнений, диалектические особенности, встречающиеся иностранные слова, все это может пролить некоторый свет на то, в какой среде и местности культивировались заговоры, от какого народа к какому переходили. По эпитетам иногда можно определить, если не время возникновения, то по крайней мере иногда довольно отдаленную эпоху, про которую можно с уверенностью сказать, что в это время данный заговор уже существовал. Я здесь только обращу внимание на то, какие вопросы должны быть исследованы в первую очередь при изучении языка заговоров. Прежде всего подлежит исследованию взаимодействие двух стихий языка: церковной (у нас славянской, на Западе латинской) и народной. Здесь на первый план выдвигаются заговоры молитвообразные и церковные заклинания. Громадное количество произведений этого рода было создано духовенством на церковном языке, а потом уже перешло в языки живые народные. На переводах, конечно, остались следы оригинала, тем более, что церковный язык не всегда был вполне понятен переводчику. С течением времени следы эти постепенно стирались, и текст все более и более приближался к чистому народному языку. Однако для полнейшего их уничтожения требовалось довольно много времени, так как ему мешало стремление возможно точнее исполнять заговор во всех случаях применения, чтобы не исчезла чудесная сила. "Говорю я аз раб божий"... - такая формула могла переходить из уст в уста. Однако существование заговора на церковном языке еще не может говорить в пользу происхождения его из церковной среды. Особенно это относится к заговорам эпическим. На Западе, напр., найдены одинаково древние тексты латинские и народные с одинаковым содержанием. Отсюда делать вывод в пользу первенства первенства латинского текста нельзя. Вполне возможно, что человек, записавший заговор, взял его из предания народного. Но, либо принадлежа к духовному сословию, либо будучи начитан в духовной литературе (а такие-то именно люди в первые века христианства славянских и западно-европейских народов и могли скорее всего оказаться записчиками), перекладывал на церковный язык. Таким образом, лингвистическое исследование текстов остается здесь почти единственным источником, из которого можно черпать доводы в пользу первенства того или другого языка. Кроме естественного смешения языков было и умышленное макароническое. Образец такого заговора находим у Цингерле. In nomine patris et fily et spiritus sancti amen. Ich peswer dich... следует часть немецкая. Вторая часть латинская: Secundo te coniuro matricis dolor etc. Третья часть снова немецкая: Czum dritten mal peswer ich dich u. s. w. Четвертая - опять латинская: Quatro coniuro te etc. За ней следует греческая: Ayos o theos, Ayos yskyros, Ayos atanatos eleyse ymas... *140. Очевидно, автор хотел блеснуть ученостью. Но другое дело, когда в тексте попадаются места такого рода: "облекуся воздухом и аером" *141. В них приходится видеть отголосок какой-то более ранней формулы, где бессмыслицы еще не было.