Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Это свидетельство былины очень важно. Здесь цела еще органическая связь между обрядом и заговором. В практикующихся же теперь любовных заговорах данного мотива эта связь совершенно утеряна. Обычно при совершении их ничего не сжигают, а наговаривают в лшебные слова на пищу и дают ее потом съесть тому, кого хотят присушить. Это произошло благодаря смешению различных видов любовных чар после того, как обряд, породивший заговоры разбираемого мотива и описанный в былине, забылся. Вполне возможно, что формулы в роде былинной произносились при сжигании и других вещей. Указания в этом направлении действительно имеются. Прежде всего обращает на себя внимание само название любовных заговоров - "присушка". Среди других названий заговоров оно исключительное по своей выразительности и почти единственное, указывающее на источник магической силы слова. Не может быть сомнения, что оно первоначально относилось к обряду и только после перешло на заговоры, развивающиеся из этого обряда. Кроме того есть и др гие указания на присушивание, как обряд. В любовных чарах играет какую-то роль веник. Так, присушку читают, парясь в бане, и, когда выходят, то веник бросают через голову наотмашь *112. Или требуется "пойти в баню, после паренья стать на тот веник, к ким парились, и говорить" присушку *113. В обоих случаях смысл такого действия совершенно не понятен. Следующие чары несколько разъясняют дело. Для присухи "из свежего веника берется пруток, который кладут у ворот двери, в которую пройдет тот, для ко о назначена присуха. Как только перешагнуто через прут, он убирается в такое место, где его никто не мог бы видеть. Потом берут где его никто не мог

Переходя теперь от немецких заговоров на русскую почву, мы сталкиваемся с одним из самых загадочных образов народной поэзии. Огненная Мария (красная девица) встречается не только в русском, но и в сербском и болгарском фольклоре. Откуда явился этот образ, до сих пор не разъяснено. А. Н. Веселовский, отмечая приурочение некоторых празднеств в честь Марии Девы к одному време и с празднованием Ильи, приходит к предположению, что "эпитет "огненной" Марии у сербов и болгар можно бы объяснить из отражения Ильи-громовника" *72. Мансикка, оспаривая это предположение, видит источник образа огненной Марии в иконографии. Придержи аясь строго своего символического метода объяснения, он и в этом образе видит символ. Византийская иконография представляет Богородицу, как Купину Неопалимую, как сосуд с огнем. Вот откуда, по его мнению, взят образ огненной Марии *73. Не имея возмож ости проследить здесь все случаи, где появляется этот образ, я ограничиваюсь только сферою заговоров и попытаюсь поискать, нет ли тут каких-либо указаний на процесс создания образа огненной Марии. Конечно, полученные выводы я и не буду распространять за пределы заговоров.

Прежде всего обращаю внимание на то, что выражение "огненная Мария" в заговорах не встречается. Я этот термин взял лишь потому, что раньше им пользовались Веселовский и Мансикка, и последний подвел под него как раз те явления, о которых я сейчас наме ен говорить. В заговорах упоминаются просто "огненные девицы" *74 и подобные им образы, без названия имен, или упоминается Богородица, Неопалимая Купина *75, но без эпитета "огненная". Под понятие "огненной Марии" Мансикка подвел образы, не носящие э ого имени, а только напоминающие его. После этого замечания начнем сопоставление данных.