Выслушав ее, Кассандра покачала головой и потянулась к ее берету. Трогать феникса она не стала, только поднесла к нему палец. Показалось, золотая птичка шевельнулась? Да нет, это всего лишь солнечные блики.
Блики, сны и наваждения.
— Всего лишь сны? — тихо засмеялась Кассандра. — Не дури. После всего лишь снов у тебя в руках не может оказаться кусочек чьего-то сердца.
— Я не понимаю. Я все сделала правильно!.. — возмутилась Марина.
— Нет, — оборвала ее Кассандра. — Не все и не правильно. И ты сама это знаешь.
— Но…
— Нет, дело не в таинстве венчания. Ты можешь стать его супругой перед богом и людьми, но не быть ею на самом деле. А можешь — наоборот.
— Опять ты говоришь загадками, — вздохнула Марина. — Просто объясни, что мне делать.
Кассандра пожала плечами:
— Быть собой. Делать то, что нужно твоему сердцу. Верить себе. Это очень просто.
— И причем тут феникс?
— При том, что ты должна стать его женой. По-настоящему, — терпеливо повторила Кассандра. — Считай, что это и есть твое волшебное зелье. Только варить его надо самой. Только самой!..
Кассандра, похоже, хотела сказать что-то еще — и, быть может, Марина наконец поняла бы, в чем суть всех этих вроде бы простых и понятных слов, но внутренняя дверь распахнулась и в комнату ворвалась перепуганная насмерть Жанетт.
— Он умирает! — воскликнула она, кинулась к Кассандре и дернула ее за рукав. — Так нельзя!
Кассандра вскочила и без лишних вопросов побежала за девочкой.
Марина — следом. На задний двор.
Открывшая картина заставила ее и смеяться, и плакать разом.
Северяне кололи поросенка. Как положено — подвесив за ножки и подставив корыто. И вот теперь поросенок истекал кровью из вскрытого горла, бедняжка Жанетт билась в истерике, умоляя Кассандру сделать хоть что-нибудь, Кассандра ее утешала и не подпускала к поросенку, а Торвальд обшаривал крышу в поисках ножа, которые Жанетт у него вырвала и туда забросила.
Ох уж эти героические девочки!
Пришлось Кассандре объяснять, что поросят для того и разводят, чтобы резать и есть. И что маленьким девочкам не надо на это смотреть, а если смотрят — то не надо плакать или мешать мужчинам делать их работу.
Все равно судьбы поросенка это не изменит.
Жанетт сверкнула глазами и заявила, что судьба — это то, что человек делает сам!
Сам, так сам, пожала плечами Кассандра и отправила Жанетт на крышу. Нож-то она забросила далеко, вот теперь пусть сама и ищет. А то если пустить на пальмовую крышу Торвальда, будет у них дом без крыши и гость со сломанной ногой.
Когда нож был найден, поросенок разделан, а красный петух пойман, пришел черед последнего важного дела. Пожалуй, даже более важного, чем проклятие Марины.
За шкурами в кладовую тоже отправили полезных в хозяйстве северян. Шкур на этот раз было много, десятка три. Разного цвета, качества и выделки.
Их свалили грудой на полу гостиной.
Марина опустилась на колено и принялась перебирать Кассандрину добычу.
Может, вот эта? Густой темный мех, рука словно тонет… нет, не годится. И вот эта, гладкая, переливчато — черная — не та. А есть ли здесь хоть одна?..
Перебрав больше дюжины котиковых шкур, Марина наконец нашла нужную. Шкура была выгоревшая, с коротким, колючим на вид, словно пересохшим мехом. Не годная ни на муфту, ни на шубку. И хорошо, нельзя из этих шкур делать муфты. Ее Марина бережно отложила в сторону, про себя отметив, что северяне полны любопытства и недоумения. Пусть. Ничего объяснять она не будет. Матросам знать правду незачем, они и сами отлично придумают очередную мистическую байку. А Торвальд и сам поймет, только чуть позже.
Просмотрев оставшиеся шкуры, Марина нашла еще одну. Маленькую, посветлее прочих, пробитую в нескольких местах. Детеныша убили. Жалко.
Отложив и ее, кивнула Кассандре:
— Остальные можно продать.
Прощаться с Мариной высыпали все питомицы Кассандры, даже новенькие. Они все еще были худы до прозрачности, зато уже сыты, отмыты и одеты в чистое. Самая маленькая, дочка кормилицы, даже подбежала к Марине и протянула «куриного бога», на счастье. Правда, смутилась донельзя и сразу убежала обратно к матери.
А Торвальд, против всякого ожидания, улыбнулся, и в глазах его мелькнула такая знакомая и понятная надежда на собственный дом, где его будут любить и ждать.
Глава 22, в которой два капитана пьют кальвадос и обсуждают дам-с
Отблеск благостной улыбки играл на вырубленной из гранита физиономии норвежца аж до возвращения в порт. А там и Марину, и Торвальда завертело обыденными делами — закупка провианта, продажа груза, мелкий ремонт судна, визит вежливости к губернатору… жизнь пиратов лишь на одну каплю из пинты состоит из романтики и приключений, а все прочее — сплошная проза жизни. Четверо суток в прозе пролетели, как один час, но Марина устала так, будто весь этот час гребла на галере.