Загубленная добродетель

Это был первый раз, когда я снова столкнулся с семьей Анны после того, как мы начали наш роман, или что бы у нас ни было. В этот момент было трудно сказать. Что бы это ни было, оно было ограниченным, и если бы нам с Анной не удалось скрыть наши не совсем профессиональные отношения от ее семьи, они были бы прерваны задолго до того, как Анна вступила в священные узы брака с Клиффи — моей жестокой смертью от рук Валентины и Данте. Я был уверен, что они оба присоединятся к расчленению по этому особому случаю.

«Ты выглядишь напряженным», — сказала Анна, когда мы ждали в аэропорту.

Одна из моих бровей дернулась вверх. Даже если ей нравилось притворяться, что это не так, ее чрезмерная уборка в последние несколько дней сказала мне, что она так же нервничала из-за визита своей семьи. Она вымыла каждую поверхность, где мы занимались сексом за последние несколько месяцев, по крайней мере, дважды. «Не говори. Разве ты не должен тоже нервничать? Ты понимаешь, что мы оба предавали твою семью последние пять месяцев?»

Анна закончила свой первый семестр, и мы должны были улететь обратно в Чикаго на лето, но сначала Кавалларосы проведут неделю в Париже, чтобы отпраздновать день рождения Валентины.

«Предательство — это сильное слово для того, что у нас есть».

«Как бы ты это назвал? Мы оба дали твоим родителям слово, что между нами никогда ничего не будет».

«Они не узнают. Мы договорились, что не будем спать вместе, пока они здесь».

Было бы легче притвориться, что мы не спим вместе, если бы мы сохраняли физическую дистанцию, но это было бы сложно. Мы с Анной едва могли держаться подальше друг от друга последние несколько месяцев. Теперь нам придется неделями обходиться без секса, потому что даже после визита Кавалларо в Париж нам все равно придется провести несколько недель в Чикаго, прежде чем мы вдвоем вернемся в Париж одни.

Данте, Леонас, Беатрис и Валентина, сопровождаемые моим отцом, вошли в зал ожидания аэропорта Шарль де Голль.

В то время как Анна бросилась к своей семье, я подошел к отцу, чтобы поприветствовать его. Мы ненадолго обнялись, прежде чем он отстранился, чтобы посмотреть на меня. «Все хорошо?»

«Конечно», — сказал я. Никто не знал о моем романе с Анной, даже Артуро, и уж точно не папа. Хотя он, вероятно, все еще что-то подозревал.

Я не был уверен, поделилась ли Анна чем-нибудь с кем-нибудь из своих друзей. Говорить о чем-то подобном по телефону было определенно слишком опасно, поэтому я подозревал, что она тоже этого не сделала. Конечно, я знал, что она раскроет каждую последнюю деталь нашего романа с Софией и Луизой, как только встретится с ними лично.

Данте подошел ко мне и пожал мне руку. На его лице не было ни намека на гнев или враждебность, поэтому он ничего не заподозрил. Мы просто должны были бы оставить это таким образом. «Я должен сказать, что я очень доволен вашей работой до сих пор. Ваши ежедневные отчеты были очень информативными».

И в основном выдуманное дерьмо. Мне пришлось отказаться от половины мероприятий, которые мы с Анной предприняли. «Я рад».

Следующей подошла Валентина, и даже она казалась менее подозрительной, чем в прошлый раз. «Приятно видеть Анну такой счастливой. Спасибо тебе за то, что убедился, что она в безопасности, пока живет своей мечтой».

«Это честь», — сказал я.

«Почему бы тебе и твоему отцу не присоединиться к нам за ужином сегодня вечером? Данте забронировал столик в ресторане отеля, отмеченном звездой Мишлен, и я уверен, что они могут освободить место еще для двух человек».

«Я бы предпочел сегодня спокойно поужинать со своим сыном, если вы не возражаете», — вежливо сказал папа.

Он, вероятно, просто хотел допросить меня о каждой мелочи последних нескольких месяцев, но я на самом деле не возражал. Я хотел ограничить свое общение с Анной, пока мы были рядом с ее семьей.

«Конечно», — немедленно ответила Валентина.

Мы разделились на две машины, потому что одной было недостаточно для всех нас, и отправились в Four Seasons, где Данте и семья проведут неделю, прежде чем мы все улетим обратно в Чикаго. Анна была в машине со своей матерью, Беа и моим отцом, в то время как Леонас, Данте и я ехали в другой машине.

«Я действительно скучал по тому, чтобы вывести тебя из себя», — сказал Леонас с хитрой усмешкой. Почти шестнадцать и все такой же раздражающий, как я помнил.

«Леонас», — сказал Данте резким тоном. «Сантино — телохранитель Анны, и к нему следует относиться с должным уважением».

«Как будто Анна всегда относится к нему с уважением».

Данте вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами, желая ударить Леонаса по голове. «Как у подростка, у нее были трудные моменты, но за последние пару лет она повзрослела. Я не могу жаловаться».

Образ Анны, будящей меня очень приятным минетом этим утром, пришел мне в голову, но я быстро отогнал его.

Леонас покачал головой и снисходительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Маленький засранец знал слишком много.