Заявление

— Завтра должны прийти проверять всю нашу документацию в связи с нашими делами. Хотя какое это имеет отношение?..

— Кочергин?! Надо ж главного предупредить. Проверьте все истории болезней. Галина, возьми прогляди свои. Чтоб все было в порядке. А я в контору пойду. Что ж вы, Вадим, раньше не сказали?

Зоя Александровна быстро вышла из ординаторской, а Галина Васильевна взяла из шкафа папку с бумагами и положила к себе на стол.

— Вадим, а вы проверили свои истории?

— Нет еще.

— Так вы же знали. Что ж с утра не занялись? Толя, и вы посмотрите.

Вадим Сергеевич вновь состроил стены и приобрел вид неприступной крепости.

— Пусть придут. Я им все объясню.

— Вы-то им объясните, но Зою подводить не надо.

— Тоже секрет устроили. «Только никому не говори», — предупреждает еще.

По-видимому, Вадим Сергеевич хотел всем растолковать, что он принес в больницу чужую тайну, что он сломал неожиданность, приготовленную высшим начальством, но поскольку тайна чужая, он не мог решиться сразу, с утра ее всем раскрыть и все же наконец сказал, чем сильно улучшил положение врачей и отделения. Он снова смотрел на всех крепостью, крепостью героической, уже свершившей свой поступок.

— Это-то вам спасибо, но должна сказать, когда вы сообщаете чужую тайну, не следует сообщать всем источник вашего знания. Вы ж его можете подвести.

— Ну, это уж его проблема.

— Не надо было так говорить, наверное, — тихо утвердила еще раз Галина Васильевна и принялась за свои папки. Все молчали.

Галина Васильевна закончила, сложила свои истории, положила их в шкаф, встала и двинулась к двери.

Стоя в открытой двери, как в раме, она полуобернулась и сказала:

— Ох, не думаете вы о будущем, Вадим.

— Каком будущем? — спросил, вернее крикнул он уже закрытой двери.

Как странно. С одной стороны, можно ли, говоря о будущем, спрашивать: «Какое?» С другой стороны, нельзя не понимать, что имеет в виду собеседник, когда говорит: «Думай о будущем».

Вадим Сергеевич посмотрел на Анатолия, и тот ответил:

— О всяком, наверное. На два шага вперед.

— То есть?

— Откуда я знаю, Вадим Сергеевич. У нее спросите.

Опять телефонный звонок. Анатолий снял трубку, спросил, выслушал и пошел к дверям.

— Галину Васильевну просят.

Галя говорила кратко.

— Я слушаю.

Пауза. Слушает.

— Хорошо.

Пауза. Выслушала. Положила трубку.

— Завтра в прокуратуру вызывают.

* * *

— Мам, а чего ты грустная?

— На работе неприятности.

— А что?

— Ты не поймешь, сынок.

— Почему не пойму? Все вы говорите: не поймете, не поймете, а может, кое-что больше вашего понимаем.

— Что ты обобщаешь? «Все вы, мы, больше вашего…» Ты говори лишь за себя и за меня, когда со мной разговариваешь.

— Вот я и говорю — я, может, побольше твоего понимаю. Только не рассказываю.

«Этого мне еще не хватало», — подумала Галина Васильевна, но ответила, естественно, по-другому:

— Побольше не можешь, хотя бы потому, что я книг читала раз в сто больше тебя.

— А папа говорит, что знания еще не дают мудрости. Значит, читать…

— Видишь, сынок, тем самым ты и показываешь, что до мудрости тебе далеко. Знания все равно нужны. Знания заменяют опыт, они составная часть опыта. А прожил ты еще мало. Вот и накапливай знания, быстрей сравняешься с нами, а потом, дай бог, и перегонишь.

— Вы должны нам рассказывать — это тоже ведь знания.

— «Вы, нам» — опять обобщаешь. Но ты прав — рассказывать должны. Мы, собственно, и рассказываем.

— Вот и расскажи.

Так часто бывает: просто не хочется чего-нибудь, например рассказывать, — неприятно, боишься; а подводишь при этом теоретическую базу, долго и нудно ее растолковываешь, разжевываешь, пустословишь, а на самом деле себя жалеешь. Другому голову задуриваешь. Целую научную концепцию выстроишь ради какого-нибудь своего мимолетного нежелания или, наоборот, какой-то устойчивой прихоти. Так сказать, идеология под себя, — теория, обосновывающая собственную нужду, жажду или каприз. Придумал ее, пронудил вслух, и вскоре уже и сам в нее веришь. Конечно, так легче.

— Ну, попробуй разберись. У меня была больная, молоденькая тетя, почти совсем девочка. Она заболела аппендицитом, и еще у нее воспаление было. Она хотела быстрее выписаться и сбивала температуру. А потому у нее от этого заражение крови началось и она умерла.

— Мам, а у меня заноза в пальце — я не умру?

— Где заноза? Покажи.

— Вот она.

Галина Васильевна взяла лупу и стала рассматривать палец.

— Вот глупый. Я ж говорю. А когда это ты?

— Вчера.

— А что ж молчал?

— Боялся.

— Видишь? Мало знаний еще.

— Ты мне рассказала, и я узнал. Не умру, мам?

Маленький демагог. Но дети поступают точно так же, как взрослые. Так сказать, по образу и подобию. «Ты мне рассказала, и я узнал». Они тоже тотчас берут на вооружение и тоже строят свои теории-подспорья для общения с окружающим миром. И прежде всего с родителями, первым форпостом мира взрослых в их жизни.

— Нет, конечно. Сейчас вытащим.