Заир

     Хоть и знаю, что, быть может, навсегда потерял свою любимую, мне надо сделать над собой усилие, чтобы принять благодать, посланную сегодня Богом. Благодать не прибережешь на черный день. Нет такого банка, куда можно положить ее на депозит, чтобы использовать потом, когда снова будешь с самим собой в мире. Если немедля не извлечешь из нее доход, она пропадет.

     Господь знает, что мы - художники жизни. И посылает нам то молоток и резец - ваять скульптуры, то кисти и краски - писать картины, то бумагу и ручку - просто писать. Но никогда не смогу использовать резец для картины, а кисть - для статуи. И потому, как это ни трудно, я должен принимать маленькие благодати, хоть они и кажутся мне проклятьями, ибо я страдаю, а день - хорош, сияет солнце и на улице распевают дети. Только так я сумею отрешиться от моего страдания и воссоздать мою жизнь.

***

     Свет заполнял всю комнату. Когда я вошел, Эстер подняла глаза, улыбнулась и продолжила чтение "Времени раздирать и времени сшивать". Она читала вслух женщинам и детям, сидевшим на полу и ткавшим разноцветные ковры. Когда она замолкала, они хором повторяли фрагмент, не отрываясь от работы.

     К горлу подступил комок. Я с трудом сдержал слезы и впал с этой минуты в некое бесчувствие. Я лишь смотрел на происходящее, слушал, как слетают с ее уст написанные мною слова, а вокруг был свет, краски, люди, всецело погруженные в свое занятие.

     И в конце концов, как сказал персидский мудрец, любовь - это недуг, от которого никто не хочет избавляться. Пораженный им не спешит выздороветь, страдающий не желает исцеления.

     Эстер закрыла книгу. Люди вскинули головы и увидели меня.

     - Ко мне приехал друг, - сказала она. - Сегодня больше занятий не будет.

     Все рассмеялись, приветствуя гостя. Эстер подошла, поцеловала, взяла за руку, и мы вышли.

***

     - Привет, - сказал я.

     - Я ждала тебя, - отвечала она.

     Я обнял ее, склонил голову к ней на плечо и заплакал. Она поглаживала мои волосы, и по тому, как она это делала, темное стало для меня внятным, неприемлемое - необходимым.

     - Я ждала и так, и эдак, - сказала она, увидев, что поток слез иссякает. - Ждала, как отчаявшаяся женщина, которая знает, что ее муж никогда не понимал ее действий и никогда не придет за ней сюда, а потому надо сесть в самолет, вернуться, чтобы при следующем срыве бежать и снова вернуться, бежать и возвращаться, бежать и возвращаться...

     Ветер стих, деревья заслушались Эстер.

     - Ждала, как Пенелопа - Улисса, Джульетта - Ромео, Беатриче - Данте. Пустота степи наполнялась воспоминаниями о тебе, о минутах, проведенных с тобой, о городах, увиденных вместе. О наших радостях и ссорах. И тогда я оглянулась назад, на ту тропинку, которую прошла, - и не увидела тебя. Я сильно страдала. Я поняла, что проделала путь, откуда нет возврата, а раз так, остается только идти вперед. И я попросила кочевника - пусть научит меня забыть мою личную историю, пусть откроет меня любви, присутствующей везде и всюду. Так я начала постигать вместе с ним учение Тенгри. И однажды, повернув голову, увидела эту любовь - она светилась в глазах мужчины. Это был художник по имени Дос. Я не произнес ни слова.

     - Рана моя была глубока. Я не могла поверить, что когда-нибудь смогу полюбить снова. Он был немногословен - учил меня русскому языку и рассказывал, что в степи, описывая небо, употребляют слово "голубое", даже если оно свинцово-серое, ибо знают, что за тучами оно остается голубым. Он взял меня за руку и помог перебраться через эти тучи. Он научил меня полюбить себя, а уж потом - его. Он показал мне, что мое сердце служит мне самой и Богу, а не другим.

     Он сказал, что мое прошлое всегда будет неразлучно со мной, но если мне удастся отринуть события, сосредоточившись лишь на чувствах, то я пойму - в настоящем всегда есть огромное, как степь, пространство, которое можно заполнить любовью и радостью бытия.