изображаемое посредством бухгалтерской записи. «Quod поп est in libris, поп est in mundo»656. Однако символом мыслящихся здесь функциональных денег, тем, что только и возможно поставить рядом с античной монетой, является не книжная запись, а также не вексель, чек или банкнота, но акт, посредством которого функция оказывается выполненной в письменном виде, чисто историческим свидетельством чего является ценная бумага в широчайшем смысле.
Но в то же время пребывавший от античности в оцепенелом изумлении Запад чеканил монету, и не только как знаки суверенитета, а будучи в уверенности, что это-то и есть несомненные деньги, реально соответствующие его экономическому мышлению. Точно так же еще в эпоху готики было перенято римское право с его отождествлением вещи и телесной величины и эвклидова математика, построенная на понятии числа как величины. В этом причина того, что развитие этих трех великих духовных миров форм происходило не так, как мира фаустовской музыки, через чисто расцветающее раскрытие, но в форме последовательной эмансипации от понятия величины. Математика достигла своей цели уже к концу барокко*.
* Т 1,гл I
Правоведение так до сих пор и не уяснило подлинной своей задачи**,
** С. 86
однако на нынешнее столетие она поставлена, причем настоятельно требует решения, т. е. достижения того, что было само собой разумеющимся для римских юристов, – внутренней конгруэнтности экономического и правового мышления и равного знакомства с тем и другим. Символически изображаемое монетой понятие денег полностью совпадает с духом античного вещного права; для нас же это ни в малейшей степени не так. Вся наша жизнь устроена динамически, а не статически и не стоически; поэтому существенный для нас момент – это момент силы, достижения, взаимосвязи, способности (организаторский талант, дух изобретательства, кредит, идеи, методы, источники энергии), а не простое существование телесных вещей. Поэтому «римское» вещное мышление наших юристов так же чуждо жизни, как и теория денег, сознательно или бессознательно основывающаяся на физических деньгах. Правда, тот громадный запас монеты, который мы, подражая античности, постоянно умножали вплоть до начала мировой войны, фактически начал играть роль, которую сам же себе в стороне от столбовой дороги и создал, однако с внутренней формой современной экономики, ее задачами и целями у него нет абсолютно ничего общего, и исчезни он вследствие войны из обращения окончательно, совершенно ничего не изменится***.
*** Кредит страны основывается в нашей культуре на ее потенциальной экономической отдаче и политической организации последней, придающей финансовым операциям и записям в бухгалтерских книгах характер действительного «деньготворчества», а не на сложенной где-либо золотой массе Лишь подражающее античности суеверие возвышает золотой резерв до реального показателя кредита, потому что его величина зависит теперь не от желания, но от умения Находящиеся же в обращении монеты являются товаром, имеющим свой курс, соотносящийся с кредитом государства, чем хуже кредит, тем выше поднимается золото, вплоть до момента, когда оплатить его невозможно и оно исчезает из обращения, так что теперь его оказывается возможным получить лишь за другие товары Так что золото, как и всякий товар, измеряется в единицах бухгалтерского учета, а не наоборот, как на то намекает выражение «золотой стандарт», и в случае небольших платежей служит иной раз их средством, как бывают им при случае и почтовые марки. В Египте, денежное мышление которого поразительно напоминает западное, в Новом царстве тоже не имелось ничего, что бы хоть както напоминало монеты Письменного перевода бывало совершенно достаточно, и с 650 г до эллинизации, произошедшей в связи с основанием Александрии, попадавшие в страну античные монеты, как правило, разрубались и учитывались как товар, по весу.
К несчастью, современная политическая экономия возникла в эпоху классицизма, когда не только статуи, вазы и чопорные драмы считались единственным подлинным искусством, но и изящно отчеканенные монеты- единственными настоящими деньгами. К чему начиная с 1768 г. со своими нежно тонированными рельефами и чашками стремился Веджвудб57, к тому же, вообще говоря, устремился именно тогда и Адам Смит со своей теорией стоимости: чистое присутствие осязаемых величин. Ибо когда стоимость вещи измеряется величиной трудозатрат, это всецело соответствует путанице между деньгами и деньгами физическими. «Труд» здесь – это уже не действие внутри мира действий, труд как таковой, который, продолжая жить во все более отдаленных кругах, бесконечно различен по внутреннему своему значению, своей напряженности и дальнодействию и, подобно электрическому полю, может быть измерен, но не обособлен, но представляемый совершенно материально его результат, выработка, осязаемое нечто, в котором невозможно заметить ничего достойного внимания, кроме именно объема.