Новость о том, что громогласная Эдже, бывшая Султаной, отправляется в ссылку после родов Хасеки Султан, стояла на устах многих наложниц, что то и дело перемывали косточки столь известным персонам дворца. Да и она в палаце занимала комнату фаворитки — одну из тех, о которой грезили обычные наложницы, будущее которых — стать обычными служанками. Они знали — это из-за попытки отравить Махидевран Султан, в следствии чего пострадала и Хюррем, фаворитка Султана.
Но в их душах были сомнения — как Повелитель мог решить отправить в ссылку свою фаворитку, что столько времени держал подле себя, из-за попытки отравления его супруги?
И если одни считали, что такова воля Падишаха — защитить от любого вреда матерей своих детей, то другие были уверенны, что это носит за собой более серьёзную причину.
«Ведьма…» — гнусно усмехались бывшие фаворитки, смотря на икбал, что за столь краткий час вытеснила, казалось, нерушимую Чичек.
«Точно Господина приворожила, вот и не посещает гарем!» — с завистью, словно змеи, шипели наложницы, утирая слёзы несбывшимся мечтам и горькому пониманию того, что выше нынешнего статуса им не прыгнуть, ибо это — их предел.
***
В покоях Хасеки уже который час было неспокойно. Она металась в постели, покрытая испариной пота, и в бреду просила защитить Мустафу. Лекари неутешительно качали головами и разводили руками — мол, мы делаем всё, что в наших силах. Яд, который, пускай и в малой дозе, попал в её организм — очень сильный, и Султанше грозит выкидишь на столь раннем роке.
— Гюльшах, подойти сюда! — нервно позвала прислужницу Султаны славянка, которая осталась в покоях Хасеки Махидевран, дабы, как столь же беременная, как и она сама, женщина, оказать ей поддержку. Валиде лишь кинула на прощание о том, что они с Гюльбахар, похоже, неплохо поладили, уходя в свои комнаты.
— Госпожа, — рабыня низко поклонилась, — вы чего-то желаете? — она и сама не знала, почему так называет эту хатун, но раз ей позволили остаться подле кадины, значит она не просто мать ребёнка Падишаха, но и более важная фигура.
— Гюльшах хатун, выбери из гарема нашего Властителя самую красивую и изящную девушку, и приведи сюда… — зелёные глаза, окружённые каймой густых ресниц, смотрели на женщину уверенно, от чего та вздрогнула. Непривычно властный девичий голос внушал некий страх наложнице.
— Но Госпожа…
— Немедля. Исполняй!
Через час в комнаты Махидевран зашла одна из наложниц, и, поклонившись, предстала перед Хюррем, что оценивающе посмотрев на неё, лишь надменно хмыкнула.
— Как тебя зовут, хатун? — смотря в глаза рабыни, вопрошает смеющаяся Госпожа.
— Изабелль, Госпожа. Тут меня нарекли Айше… — девушка поклонилась, скромно скосив взгляд на Султану, лежащую в постели, но никаких вопросов задавать не решилась.
— Откуда ты, Изабелль хатун? Как давно ты тут?
— Я из Венеции, Госпожа. Меня привели сюда две недели назад.
Хюррем окинула её своим взглядом, понимая, что не ошиблась. Да, это именно она — та девушка, что приносила еду в комнаты Махидевран, странно улыбаясь известной едва не для каждой наложницы Эдже.
— Хатун, ты удостоилась сомнительной чести покорить глубины Босфора в мешке за попытку убить нашу Султану! — девушка поджала губы, смотря на неё с укоризной, предосудительно.
— Госпожа… — девушка была обескуражена словами икбал, и хотела было бежать, но её конечности не слушались. Она слишком волновалась, и мышцы в теле свело судорогой.
— Гюльшах, отведи Айше к охранникам и скажи, что это она принесла яд в покои Хасеки Султан, и, непременно, доложи об этом Султану! — приказала славянка, и прислужница, цепко ухватив рабыню под локоть, повела её к охранникам покоев Гюльбахар.
Ради своего счастья, ради милости Падишаха, ради этой несносной Султаны… Сейчас Хюррем имеет множество причин бороться за жизнь, и будет это делать всегда, пока живёт в гареме среди других наложниц.
«Рано или поздно, но мой поступок мне откликнется…»
***
Утро следующего дня ознаменовалось публичной казнью Айше хатун.
Визжащую девушку удерживали охранники, пока проворные калфы сшивали мешок из кожи. Пара минут — и попытки сопротивления несостоявшейся фаворитки были придушены, а мешок, с её телом, выброшенный покорять глубины вод Босфора.
Ибо такова воля не только Султана, но и дорогих ему женщин.
***
Вечером предыдущего дня Айше, в окружении охраны, привели в покои Султана, передавая ему слова Хюррем о том, что именно она исполняла приказ Эдже. Падишах разгневался, смотря на девушку, совсем ещё молодую, но уже совершившую грех.
— Стража! — громкий голос правителя эхом разнёсся по покоям, — Немедленно уведите эту хатун в темницу. Завтра, на рассвете, состоится её казнь. Посему, приготовьте соответствующие инструменты и наблюдайте за ней внимательно!
Стражники кивнули, и девушку увели вниз — к темнице, оставив Сулеймана в одиночестве. Ему было приятно думать о том, что Хюррем, его возлюбленная Хюррем, вычислила продажную хатун с такой лёгкостью.
***