Закат Луизианы

– Нью-Йорк, Лос-Анджелес… Омаха. Коли проникнуть взглядом за внешнюю сторону вещей, повсюду царит одинаковое безумие. Разница между Граалем и остальным миром заключается в том, что здесь все внешние покровы реальности уже два века как сняты. Мы, можно сказать, на ладони.

Песня Спрингстина закончилась, и начались «Порочные игры» Криса Айзека.

– Два века, – продолжала Сидель. – Грааль пережил период упадка и бедствий, но выстоял. Он не процветал, но и не закатывался. Нам повезло. А повезло нам потому, что мы заключили сделку, гарантирующую благополучие. Возможно, мы заключили сделку с дьяволом. Никто точно не знает. Но сделанного не воротишь. И нам жить с этим. – Она всмотрелась в свое отражение в зеркале, взбила волосы. – Тебе лучше тоже поверить в это, иначе у тебя не хватит сил сделать то, что необходимо.

– А что, по-твоему, мне необходимо сделать?

– Разве ты не знаешь?

– О, конечно. Я должен увезти Вайду отсюда. Но вы все тут ходите с таким многозначительным, понимающим видом, словно у меня на лбу отпечатан таинственный знак… словно именно поэтому никто из вас не пытается остановить меня.

– По-твоему, жителям нашего города нравится то, что происходит с Мадлен и Вайдой? Вовсе нет. Они боятся потерять то, что имеют, но они не в восторге от того, что им предстоит сделать, чтобы сохранить себя. Возможно, некоторые попытаются помешать тебе, но когда дойдет до дела, никто тебе не воспрепятствует. Никто, кроме тебя самого… и возможно, Вайды. Ибо она не захочет уехать с тобой.

– Откуда тебе знать?.

– Я знаю Вайду лучше, чем ты.

– Возможно, мы просто смотрим на мир с разных сторон, – сказал Мустейн.

– Делай, что считаешь нужным.

А вдруг Сидель права? Права во всем. Что, если Грааль – типичный городок. А мир, лишенный покровов реальности, оказался бы местом, где древние законы магии тесно переплетены с законами физики? Предположение о сделке со сверхъестественной силой, о сделке, которую изо дня в день заключают миллионы верующих посредством молитв и религиозных ритуалов, объяснило бы многие вещи, кажущиеся необъяснимыми.

Если вы в состоянии принять такое предположение.

– Мне тяжело… – Мустейн собирался сказать еще что-то, но, похоже, добавить было нечего.

Сидель пожала плечами и тихонько подпела Крису Айзеку, с подлинным чувством.

– Вайда… – прошептал Мустейн.

Звук имени отозвался трепетом в глубине души. Чтобы женщина, с которой он знаком меньше суток, могла возбудить в нем столь сильные чувства; чтобы она с такой легкостью завлекла его в дремучую чащу своей жизни; чтобы он приехал в незнакомый город и часом позже влюбился в женщину, видящую в нем мужчину, способного взять на себя ответственность… Мустейн чувствовал искушение приписать все игре случая и избытку адреналина в крови, но такое объяснение шло вразрез с фактами. И что самое удивительное, самое пугающее (ибо он боялся, что занимается самообманом), он действительно хотел взять на себя ответственность за нее.

Мустейн задумчиво смотрел в свой стакан, пока песня не закончилась, и Доктор Джон не запел «Прогулку по золотым осколкам». Жутковатый хор женских голосов зазвенел у него в ушах, затуманил мысли, словно он обкурился травки. Он вспомнил Вайду, какой она была вчера ночью: густая тень лежит на склоненном над ним лице, лунный свет мерцает на груди.

Краем глаза он заметил тряпку, проехавшую взад-вперед по стойке, и Эрл сказал:

– Вы так старательно растягиваете ваш стаканчик виски, будто это последнее, что у вас осталось в жизни. Если вы не при деньгах, следующий за мой счет.

Мустейн задумался, хочет ли он еще выпить. Потом указал на выстроенные в ряд стаканы для «криптоверда»:

– Сделайте-ка мне вашего зелья.

Эрл просиял:

– Я знал, что вы закажете «криптоверд».

13

Время сумерек