Закат Западного мира. Очерки морфологии мировой истории. Том 1

Шпенглера могут обвинить в субъективизме и бесконечном умножении миров (сколько людей, столько и мировосприятий, а следовательно, и миров). Вопрос в том, с каких позиций будет раздаваться такая критика. Кантианцев (для которых время и пространство – «формы созерцания», заложенные в нас от природы) можно спросить, уверены ли они, что эти формы даны человеку раз и навсегда и не способны меняться. Ведь при таком изменении форм времени и пространства мы как раз, возможно, и получим искомые типы мировосприятия. Более же прямолинейных и почти поголовных в наши дни (независимо от атеизма или принадлежности к той или иной конфессии) материалистов можно сначала спросить, присуще ли, по их мнению, материи развитие. Вероятнее всего, последует положительный ответ: способных в наше время ради отрицания творения мира настаивать на его неизменности найдется не много. А поскольку время и пространство, по материалистическим представлениям, являются атрибутами материи, нелепо думать, что такое развитие (а значит, соответствующее изменение также и времени с пространством) приостановилось как раз тогда, когда на Земле появились люди[394].

Так, можно предположить, что в прежние времена структура земных сил была иной, что и объясняет как загадку возникновения многих сооружений (например, одна из двух балок притолоки в т. н. гробнице Атрея близ развалин Микен весит более 120 т – примеры можно было бы множить до бесконечности), так и их функциональность. Зачем было возводить т. н. «циклопическую кладку», если противник заведомо ничего не сможет поделать с камнями, весящими в десятки раз меньше? Вывод один: эти камни тогда было гораздо легче ставить на место, а значит, легче и разбирать. Но, получается, и пространство тогда было иным: известно ведь, что гравитационные массы заставляют пространство искривляться, но, возможно, как предполагает наука, связь гравитации с пространством еще более фундаментальная[395].

Менялся и сам человек. Например, в Древнем Египте люди еще не видели

солнца. Отсюда эта поразительная, упоминаемая Шпенглером (введение, § 4, в конце) надпись на пирамиде: «Аменемхет наблюдает красоту Солнца». Что удивительного в наблюдении Солнца, чтобы специально упоминать об этом? Как раз способность видеть солнце и выделяла фараона из прочих людей. Между прочим, в связи с упомянутыми в предыдущем абзаце «циклопическими кладками» неплохо было бы разобраться и с великанами, которых когда-то было немало на Земле: ведь они вполне могли помочь в их возведении (так, рассказывают о возведении Аполлоном и Посейдоном стен Трои). Впрочем, великаны, скорее всего, людьми в полном смысле слова не были, но вот уж человекообразными их точно назвать можно.

Коснусь еще одного момента. Именно, мы понимаем, что помимо Бога на свете много других высших сущностей. Некоторые из них сопутствуют отдельным людям, другие же, более могущественные и возвышенные, ведают отдельными народами, еще более великие – целыми культурными общностями[396]. Вот и будем исходить из того, что как раз участие в судьбе народа или культуры данного заступника и определяет их лицо, набор характерных для них черт (в том числе, естественно, и мировосприятие, о котором идет речь). Это есть, так сказать, «замысел Бога» о данном народе. Такие соображения позволяют разрешить вопрос о мнимой изоляции отдельных народов и культур: помимо самоценности, всякая культура и всякий народ необходимы, поскольку все они играют в общем замысле свою роль. Так, и великие американские культуры, и экваториальные африканские, которые, кажется на первый взгляд, ни на что не «повлияли» (ср. т. 2, с. 72–82), были все же необходимы.

Таким образом, по Шпенглеру, вынесенное в эпиграф изречение короля Лотаря следует понимать буквально. Не только время внутри каждой культуры течет, но и «времена меняются», т. е. у греков было одно время, у магической (арабской) культуры – другое, а у людей культуры западной – третье.

Впрочем, это все в прошлом. Однако книга Шпенглера написана ради будущего. Ее пафос – в том, чтобы предупредить и подсказать тем, от кого что-то зависит,

что́ можно и нужно делать, чтобы избежать катастроф и продлить покойную старость западного мира. Тем не менее катастрофа наступила – как Вторая мировая война (на Первую Шпенглер при всем желании повлиять не мог: она началась как раз тогда, когда он уже работал над книгой). Ради чего велась война? Российская империя распалась сама, без войны, а побежденные в войне Германия и Япония так и продолжают оставаться самыми могущественными державами в мире, уступая только США.

Это что касается Запада. Теперь о России. Для тех, кто впервые приступает к чтению книги, скажем, что в книге Шпенглера она занимает особое место, как единственный ландшафт, на котором в 3-м тысячелетии готова появиться новая культура. Впрочем, это зависит от того, сможем ли мы вырваться из душащих объятий псевдоморфоза[397].