Читаем Закхей (пер. Кившенко) полностью

Проходитъ минута. Вотъ слышатся тяжелые шаги, они приближнются, но Закхей лежитъ неподвижно и пристально смотритъ на потолокъ. Поваръ входитъ.

— Что это значитъ? У тебя моя газета? — спрашиваетъ онъ, останавливаясь посреди сарая.

— Нтъ, — отвчаетъ Закхей.

— Да, она у тебя! — злобно шипитъ поваръ и подходитъ ближе.

Закхей привстаетъ.

— У меня нтъ твоей газеты. Проваливай къ чорту! — говоритъ онъ, начиная бситься отъ гнва.

Но поваръ схватьгваетъ больного, ослабвшаго отъ раны человка, сбрасываетъ его на полъ и принимается обыскивать койку. Онъ поворачиваетъ соломенный тюфякъ, встряхиваетъ жалкое одяло — все напрасно: онъ не находитъ того, чего ищетъ.

— Она должна быть у тебя! — упорно повторяетъ онъ и остается при своемъ мнніи.

Стся уже на порог, онъ еще разъ оборачивается и повторяетъ:

— Ты взялъ ее. Погоди же, пріятель!

Закхей злобно и отъ всей души смется надъ нимъ и говоритъ:

— Ну, понятно, я взялъ ее. Я нашелъ для нея хорошее употребленіе, грязный ты поросенокъ!

Похожее на попугая лицо повара багроветъ, и въ его плутоватыхъ глазахъ появляется зловщее выраженіе. Онъ смотритъ на Закхея и бормочетъ:

— Ну, погоди же, пріятель!

IV

На слдующій день разразилась гроза. Дождь цлыми потоками лилъ съ неба, съ глухимъ шумомъ ударялся о землю, точно градомъ хлесталъ въ стекла и крыши построекъ и съ самаго ранняго утра наполнилъ вс водохранилища повара.

Рабочіе остались дома. Одии занялись починкой мшковъ для зерна, другіе принялись за исправленіе рабочихъ инструментовъ и точку ножей, косъ и косилокъ.

Когда раздался призывъ къ обду, Закхей поднялся съ наръ, на которыхъ сидлъ все утро, и хотлъ вмст съ другими отправиться въ столовую. Но на двор его остановилъ поваръ, который несъ ему обдъ. Закхей принялся объяснять ему, что рана его почти зажила, лихорадка прошла, а поэтому онъ ршилъ съ сегодняшняго дня обдать вмст съ другими. Поваръ отвтилъ, что если онъ не желаетъ сть того, что онъ ему несетъ, то онъ ничего не получитъ и можетъ сидть голоднымъ. Говоря это, онъ поставилъ на нары жестяную миску и прибавилъ:

— Можетъ быть, и это недостаточно хорошо для тебя?

Закхей долженъ былъ вернуться на нары и покориться своей судьб. Конечно, разумне сть то, что даютъ, чмъ сидть голоднымъ.

— Что за свинское пойло настряпалъ ты сегодня? — ворчитъ онъ и принимается за миску.

— Цыплята! — отвчаетъ поваръ, и глаза его искрятся какимъ-то оеобеннымъ блескомъ злорадства, когда онъ повертывается и уходитъ.

— Цыплята, — бормочетъ Закхей и начинаетъ разсматривать пищу своими подслповатыми глазами. — Чорта съ два! Цыплята… Ахъ ты, враль ты этакій!

Въ миск какое-то мясо подъ соусомъ. И онъ стъ это мясо. Вдругъ ему попадается совершенно непонятный кусокъ: его нельзя разрзать ножомъ, — это кость, покрытая какимъ-то особенно жесткимъ мясомъ. Онъ съ большимъ трудомъ обгладываетъ одну сторону, затмъ подноситъ странный кусокъ къ глазамъ и осматриваетъ его.

— Эта собака можетъ сама глодать свои кости, — бормочетъ онъ, идетъ къ двери, гд больше свта, и опять разсматриваетъ странный кусокъ. Онъ повертываетъ его во вс стороны и вдругъ бросается къ своей койк и принимается искать бутылку съ отрзаннымъ пальцемъ. Бутылка исчезла.

Закхей идетъ въ столовую. Смертельно блдный, съ искаженнымъ лицомъ, останавливается онъ въ дверяхъ и говоритъ такъ громко, что вс слышатъ.

— Скажи-ка, Полли, это не мой палецъ?

И онъ протягиваетъ ему какой-то предметъ. Поваръ не отвчаетъ, но начинаетъ исподтишка посмиваться. Закхей протягиваетъ теперь второй предметъ и говоритъ:

— Полли, не мой ли это ноготь, который сидлъ на пальц? Мн ли не знать его!

Вс сидящіе за столомъ рабочіе начинаютъ обращать вниманіе на странные вопросы Закхея и смотрятъ на него съ удивленіемъ.

— Что съ тобой? Что случилось? — спрашиваетъ одинъ изъ нихъ.

— Я нашелъ мой палецъ, мой отрзанный палецъ въ моей д,- поясняетъ Закхей. — Онъ сварилъ его и принесъ мн вмст съ дой. А вотъ это — мой ноготь.

Взрывъ смха, похожаго на ревъ, вырывается изъ всхъ глотокъ, раздается со всхъ сторонъ. И вс присутствующіе разомъ кричатъ:

— Какъ? Онъ сварилъ твой палецъ и заставютъ тебя състь его?.. Да ты уже и откусилъ отъ него кусокъ, какъ я вижу… Ты обглодалъ одну сторону…

— Я плохо вижу, — отвчаетъ Закхей, — я не зналъ… Я вдь не думалъ…

Онъ вдругъ быстро повертывается и уходитъ.

Надсмотрщику стоитъ не мало труда возстановить спокойствіе въ столовой. Онъ встаетъ изъ-за стола и, обращаясь къ повару, сцрашиваетъ.

— Ты сварилъ этотъ палецъ вмст съ прочимъ мясомъ, Полли?

— Нтъ, — возражаетъ Полли. — Великій Боже! Какъ, неужели я бы могъ сдлать что-либо подобное! За кого же вы меня считаете? Я сварилъ его отдльно, въ отдльной посудин.

Исторія со свареннымъ пальцемъ служитъ въ теченіе цлаго вечера неизсякаемымъ источникомъ веселья. Вс спорятъ и смются, какъ безумные, и на долю повара выпадаетъ такой тріумфъ, какого ему еще никогда въ жизни не приходилось праздновать.

Но Закхей исчезъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза