Заклятая дружба

Установление национал-социалистической диктатуры в Германии, как упоминалось, привело к радикальным переменам в экономической и торговой политике. Интересы экспортной и инвестиционной промышленности, занятой до сих пор делами с Востоком, а также крупных ведущих банков обратились к вооружению и в возрастающем объеме развивались в направлении автаркии в рамках расширенного крупномасштабного экономического пространства [540]. Торговля с Россией быстро сократилась. Если в «эпоху Рапалло» политика подталкивала экономику к вовлечению в сотрудничество с Россией, то с 1933 г. политические установки в отношении Москвы стали враждебными. Попытка Я. Шахта, национал-консервативного министра экономики до 1938 г., удерживать внешнеэкономическую политику в стороне от политико-идеологических трений провалилась вследствие протеста Гитлера [541]

.

Лишь немногие лидеры германской экономики после прихода к власти Гитлера сохранили свое положительное представление о России времен Рапалльского договора. К ним принадлежал деятель авиапромышленности Г. Юнкере. В качестве первопроходца сотрудничества с нашей страной при строительстве авиазаводов и в развитии гражданского воздушного флота в Советской России он вначале получал поддержку со стороны рейхсвера, но затем она была прекращена в результате громкого конфликта. Юнкере умер в 1935 г., а уже два года спустя в цехах его завода в Дессау строились бомбардировщики для «воздушного блицкрига».

В предложениях по дальнейшему развертыванию вооружений, направленных Гитлеру в 1936 г. одним из влиятельнейших представителей тяжелой индустрии Г. Рехлингом, принципиальное положение о «категорической враждебности по отношению к Советскому Союзу» было зафиксировано открыто, без эвфемизмов [542]

. Для одного из виднейших деятелей крупной промышленности, председателя наблюдательного совета концерна «ИГ Фарбен» и руководителя имперского ведомства экономического развития К. Крауха Россия также находилась в центре внимания, о чем свидетельствуют «Памятные записки», которые по его указанию готовились для Гитлера и Геринга в канун Второй мировой войны. Политические соображения в них играли меньшую роль, чем экономико-стратегические выводы с учетом предстоящей войны в условиях блокады. По мнению Крауха, которое совпало с оценкой большинства немецких экономических экспертов того времени, захват ресурсов России являл собой непременное условие для успешного ведения войны Германией [543].

Несмотря на значительные успехи советского народного хозяйства, достигнутые за две первые пятилетки, СССР был недостаточно развит в сфере наукоемких, высокотехнологических отраслей экономики. (К ним традиционно относятся такие отрасли промышленности, как оптическая, химическая, авиационная, точное машиностроение, производство электро– и радиооборудования и прочие.) Качество производимой в СССР промышленной продукции далеко не всегда удовлетворяло потребителей.

Технологический прорыв мог бы быть осуществлен в равной мере как за счет развития отечественных науки и технического производства, так и за счет заимствования высоких технологий у ведущих капиталистических стран. Последнее обстоятельство учитывалось немецкой стороной в ее экономической политике по отношению к СССР.

В закрытом докладе «Русского комитета германской экономики», подготовленном в октябре 1935 г., отмечалось:

«Под давлением необходимости русская тяжелая промышленность…будет вынуждена в ближайшее время импортировать высококачественные германские изделия, которые высоко ценятся Советами» [544].

В докладе раскрывались и причины такой зависимости СССР:

«Освоение и копирование типов конструкций, имеющихся на мировом рынке, а затем дальнейшее усовершенствование их» – эти слова являются руководящими для отечественного машиностроения. «Основная тенденция советской экономической политики состоит в том, чтобы ввозить стандартные типы заграничных станков с целью точного копирования и изготовления их на советских заводах» [545].