Заклятие предков

Олег вернул кистень в карман, оставив болтаться снаружи только петлю тросика, перекинул щит за спину, глубоко вдохнул сладкий морозный воздух, любуясь ослепительно-голубым небом, ажурными росчерками черных березовых ветвей на его фоне, бриллиантовыми блестками инея… Воистину — чтобы почувствовать вкус жизни, нужно заглянуть в глаза смерти. От прикосновения черного плаща Мары и краски становятся ярче, и вода слаще, и хлеб вкуснее. Сидя дома у телевизора, с банкой пива в одной руке и бутербродом с ветчиной в другой — этого не понять, не ощутить.

— Откуда путь держишь, добрый человек?

Середин вздрогнул, повернул голову к старцу. Встретив внимательный взгляд голубых глаз, вежливо поклонился.

— Зовут меня Олегом, еду из Новгорода, через Ярославль. Мир хочу посмотреть, себя показать. А там и видно будет.

— Благодарствуем тебе за помощь, Олег из Новгорода, — склонил голову старец. — Вестимо, сам Сварог вел твою руку супротив слуг Чернобоговых.

— Да, я молился ему о помощи, — признал ведун, разглядывая незнакомца.

Тот был худощав, словно постился не менее года. Щеки впалые, подбородок туго обтянут бледной старческой кожей, брови густые, но совершенно бесцветные, нос длинный и острый, с небольшой горбинкой. Выглядел человек изможденным — но вот дышал ровно, словно и не махал только что тяжелым посохом добрых полчаса. Никакой одышки — не то что у тренированного и привыкшего к стычкам Середина. Свободный балахон, где могло бы поместиться как минимум пятеро людей такого же телосложения, не говорил абсолютно ни о чем. Серая дерюга, из которой он был скроен, с одинаковым успехом могла свидетельствовать и о нищете владельца, и о ею высоком духовном сане — когда плоть уже не так важна для духа, а каждый встречный должен знать путника в лицо, вне зависимости от одеяния.

— Ты знатно бился, добрый человек, — покивал старик. — Однако же откуда столь чудное оружие взялось в твоих руках? Слуги Чернобога разлетались от него, ако от перуновых молний.

— Бил сильно, вот и разлетались, — пожал плечами Середин. — Кое у кого посох вообще не хуже гранатомета работал.

— Так заговоренный посох-то, — легко признал старец. — Никак и твое оружие заклятиями усилено?

Что такое «гранатомет», он почему-то не поинтересовался.

— Ничего особенного, — отмахнулся Олег. — Кистень серебряный. А нечистая сила этого металла зело не любит.

— Не любит, — согласился старик, и его губы расплылись в улыбке. — Да токмо я, мил человек, первый раз слышу, чтобы добрый молодец заместо крепкого стального серебряное оружие носил. Поди, с тварями болотными да ночными куда чаще встречаешься, нежели с половцами али хазарами проклятыми?

— Встречаюсь, — кивнул Середин.

— Олег.. — задумчиво повторил старец. — Слыхивали, слыхивали мы о таковом. Бродит якобы такой по свету. Где серебра отсыплют, там оборотней да ночниц истребляет. Где злата нет, за баню и ночлег то же самое делает. А коли жилья человечьего нет в зачарованном месте — так и без платы рубится. Помнится, ведуном тебя кличут. Потому как от звания колдовского и волховского отказываешься. Вот, значит, кого Белобог всевидящий нам в помощники и защитники послал…

— Никто меня не посылал, — оглянулся Олег на своих топчущихся у излучины лошадей. — Повезло вам просто. Слух до меня дошел, что у предгорий уральских Баба-Яга есть. Любопытно стало посмотреть — вот я в эту сторону и поехал. Извини, отец, пойду я. Сбегаю, лошадям ноги спутаю, добро свое со снега соберу. Потом вернусь, помогу с ранеными.

Когда Середин начал накладывать шины на переломанные руки и ноги ратников, нашептывая лечебные заговоры, туго перематывать ремнями тела с переломанными ребрами, укладывать увечных людей к огню, на принесенный из леса лапник, он понял, что его поездка к Бабе-Яге накрылась медным тазом. Без него огромному количеству раненых не обойтись — кто-то должен сопроводить их до ближайшего крупного селения.

Из полусотни воинов больше двух десятков оказались убиты — затоптаны, переломаны, как куклы в руках несмышленого ребенка, забиты ударами тяжелых костяных шаров. Из тридцати оставшихся в живых без переломов из схватки вышли только семеро — считая самого Олега. Пятеро теперь рубили в лесу лапник, таскали дрова, раскладывая на прибрежной поляне сразу четыре костра. Старец, не расставаясь с посохом, так же как и ведун, прикладывал к переломам палки, фиксируя повреждения с помощью ремней или длинных полотняных лент, с неожиданной легкостью относил одетых в тяжелую броню ратников к огню.

Медицинские хлопоты заняли весь день — к тому времени, когда Олег, зажав меж двух толстых сосновых веток сломанное плечо лежащего без сознания бородача, выволок бедолагу из-под конских туш и оттащил его к пылающим кострам, на лес спустились сумерки.

— Все, что ли? — устало опустился Середин рядом со стариком, задумчиво взиравшим на пляску огненных языков.

— Настало время уступить свое место Маре, ведун, — степенно кивнул тот. — Теперь уже она выберет тех, кому предстоит уйти в мир далеких предков.