— Пожалуйста. Ты же человек. Ты же можешь себе представить, какого мне всё это переживать. Я не могу с ним. После всего. Неужели тебе совсем меня не жалко?
— Ты специально сделала татуировку, чтобы ему не захотелось. Он их ведь терпеть не может. Так что не прикидывайся бедной овцой, лживая ты сучка.
— У тебя устаревшие данные. Теперь ему нравятся татуировки.
— Да? …но результата это не принесло. Нет, это не то, на что я рассчитывал. Переделай.
— Уговор был — только деньги.
— Уговор был: деньги прямо сейчас. И сколько в итоге прошло месяцев?
— Я и так согласилась. Стать его женой. Жить в его доме. Иначе никаких денег не было бы вообще!
— И так согласилась, — передразнивает. — Тымнеодолжение сделала? Могла не согласиться. И в сети уже давно гуляло бы то сентябрьское видео. Вы хорошо смотрелись. Зря переживала. На определённых сайтах вы побили бы рекорды просмотров. А главное так натурально выглядело. Как будто ты действительно не хотела.
— Я ошиблась. Ты не человек, — вытираю слёзы.
— Чудовище?
— Нет. Чудовища — они злые и сильные. А ты исподтишка, из тени. Я ведь почти всё тебе выплатила. Только тебе не деньги нужны, да? Упиваешься властью, которую случайно надо мной получил. Мне даже любопытно увидеть тебя. И услышать настоящий голос. Уверена, ты выглядишь так же, как и ведёшь себя — ты маленькое, писклявое и трусливое ничтожество.
В трубке громкий хохот, который за фильтрами превращается в нечто похожее на лязганье отвалившейся и скребущей по асфальту выхлопной трубы.
— Ну раз тебе уже всё равно, — откашливается, — могу прямо сейчас его выложить? С кого начнём? Папочке твоему отправим? Ему ведь не впервой смотреть, как его дочь… Плачешь? Плачешь. Я слышу, как ты сбивчиво дышишь. Если бы ты только знала, какое удовольствие мне доставляет это знать. Знать, что ты страдаешь.
— За что ты так ненавидишь меня?
— Почему ты решила, что я тебя ненавижу?
Телефон крякнул. И в застывшей тишине я слышала, как тикают наручные часы на столе. Стала подстраивать своё дыхание под этот спокойный ритм.
Я зря всё это делала. Всё зря. Самое обидное — на дурацкой записи из офиса моего мужа запечатлён главный момент позора. Когда я подхожу и сама, сама прикасаюсь к Максу.
И эту запись теперь видела не только я.
Хватаю камеру и со всей дури луплю её об пол. Топчу босой пяткой. И ничего кроме ярости не чувствую.
Если бы не треклятые камеры, ничего этого со мной бы не произошло!
Потому что Макс никогда бы не узнал правду про Марину!
Я ненавижу их! Ненавижу тех, кто их придумывает! Ненавижу тех, кто их ставит! Ненавижу записи, которые они снимают!
Ненавижу людей, которые эти записи находят.
— Не узнал бы. И всё со мной было бы хорошо.
— Дарья Васильевна, что с Вами?
Поднимаю глаза на голос.
Наша новая няня стоит в дверном проёме и испуганно прижимает к себе Ванечку.
Трудно ничего не чувствовать к тому, кто похож на значимого для тебя человека. Не правда ли?
Раньше я думала, что дети похожи только друг на друга в таком возрасте.
Все одинаково хороши.
Я правда не понимала, как определить, на кого из родителей он похож больше.
А потом появился Ванечка.
И даже несмотря на то, как редко я с ним взаимодействую, похожесть мне очевидна. Она красной нитью через наши с ним отношения проходит. Отрезая меня от него.
Сегодня Мила возилась с ним на втором этаже. В игровой комнате, где можно наглухо закрыть жалюзи, включить проектор и любоваться мерцающими звёздами.
Ваню завораживают звёзды.
Удивительно, что ещё такой маленький человек, потребности которого ограничены самыми примитивными, уже способен забывать про насущное и просто цепенеть перед бесполезной красотой.
Я хотела написать об этом пост под рекламой проектора. Но передумала.
Стало противно делиться с толпой чужих мне людей своим сокровенным открытием.
Поразившей меня чертой, обнаруженной в собственном сыне.
Я отвечаю Миле:
— Учитывая, что я сижу на полу, схватившись за голову, бормочу себе под нос, а вокруг кровавые следы — нет. Не в порядке.
— Вы упали? Что поранили?
— Наступила на какую-то фигню, — вытягиваю порезанную ступню. — Ничего страшного.
Поднимаюсь.
Очень болит грудь. Она набухла из-за того, что я больше не сцеживалась, и весит теперь как хорошенькая дыня. Только дыню можно донести до дома и положить.
А вот избавиться от молока гораздо сложнее.
— Там мужчина.
— Где?
— У ворот. Он звонил в домофон. Сказал, что Вы его примите.
— Я никого не ждала. Кто? Имя назвал?
Айдар?
— Сергей.
Никакого Сергея я точно не ждала.
— Он сказал, что вы вместе были в Перу. Наверное… — Мила осекается. — …Вы должны были по этой фразе…понять, кто он.
Перед глазами всё поплыло. Но я упорно, по стеночке, иду к парадной.
Сергей. Перу.
К горлу подкатывает тошнота.
Нажимаю на кнопку под монитором.
И во весь экран разрастается его лицо.
24. Макс
Когда мы познакомились с Соболевой, она копала под моего отца. Ходили слухи, что его мебельные фабрики по показателям выбросов и потреблению ресурсов, мягко скажем, не вписываются в зелёную повестку.