Заклинатель костей

К ним подбегает мальчик, держащий в руках покачивающуюся стопку одеял. Банта берет самое верхнее, и они с Майшей садятся возле потрескивающего костра, чтобы впервые поговорить друг с другом в качестве суженых. Я украдкой гляжу на Деклана, но сейчас его взгляд устремлен не на меня.

В Кущу один за другим заходят другие юноши и девушки и выходят, чтобы направиться в учение к ремесленникам, фермерам и торговцам. Несколько будут обучаться какому-то из видов магии костей – им суждено стать либо Косторезами, либо Врачевателями. Но пока что никто из нас не был избран для обучения гаданию на костях. Очередь все уменьшается и уменьшается, вместе с нею убывает и мое присутствие духа.

Я провожу носком ботинка по краю дорожки, ведущей к Куще. Брусчатка мостовой все еще мокро блестит после ночной грозы. Я вспоминаю белые мягкие руки матушки и как она, бывало, обхватывала мое лицо ладонями, уложив меня спать.

Твое будущее может пойти по сотне разных путей, моя голубка, – всегда говорила она мне.

Но из этой сотни путей матушка может выбрать только один. И, к моему несчастью, ее всегда куда больше заботило, что говорят кости, а не то чего хочет ее дочь.

Саския

Утро тянется медленно, словно река, в которой вместо воды течет густой сироп, и все же, когда подходит мой черед, я отнюдь не чувствую себя готовой.

Дверь Кущи отворяется, и мне в нос ударяет густой аромат сандалового дерева. На солнечный свет выходит девушка с кудрявыми черными волосами и смуглой кожей.

– Ну как? – спрашиваю ее я.

Она неуверенно улыбается.

– Я иду в учение к портному, который шьет платье для мужчин, – отвечает она. – Это не так уж далеко от того, на что надеялась я сама. – Ее улыбка гаснет. – По правде говоря, я желала стать белошвейкой, но, – тут она пожимает плечами, – хорошо уже и то, что я смогу работать с тканями. – Она бодрится, но я-то вижу, как она разочарована выбором, который сделали за нее кости. Во мне поднимается гнев. Почему, почему ей придется заниматься тем, чего она не выбирала? Но от того, что я произнесу это вслух, не будет проку ни ей, ни мне.

– Надеюсь, твоя работа будет приносить тебе радость, – говорю я ей.

– Спасибо, – кивает она. – Я тоже на это надеюсь. – И, прежде чем удалиться, сжимает мою руку. – Удачи тебе.

Я смотрю ей вслед, смотрю, как она идет навстречу будущему, которое не слишком ее радует.

Мне ужасно хочется развернуться и убежать. Я прижимаю ладонь к животу и делаю глубокий вдох. Перед моим внутренним взором встает лицо отца. Пытаться убежать от судьбы – это все равно что пытаться заставить жабу распевать, как соловей, – бывало, говорил он. – Какими благими ни были бы твои намерения, ты все равно зря теряешь время. И он был прав.

Кости сказали, что он умрет молодым, и так оно и случилось.

Смерть пришла за моим отцом всего через несколько месяцев после того, как мы потеряли бабушку, и иногда мне кажется, что я чувствую ее холодное дыхание и на своем затылке, как будто она только и ищет предлог, чтобы прийти также и за мной. И, быть может, через несколько минут гадание матушки откроет мне такой предлог. Спрятаться от этого я не могу, и мне никуда от этого не убежать. Остается надеяться, что из всех путей, по которым могла бы пойти моя жизнь, она выберет такой, который будет мне по душе.

Я закусываю губу и толкаю дверь. Куща освещена тускло, и мои глаза не сразу привыкают к царящей здесь полутьме. Мерцающие свечи отбрасывают на каменные стены длинные вертикальные тени, и к потолку подымаются тонкие струйки дыма. Матушка сидит в центре Кущи на большом белом ковре. У ее колен стоит каменная чаша, а сбоку поблескивает серебряный ларец.

Она облачена в плащ из красного шелка, подчеркивающего голубизну ее глаз, а ее светлые волосы заплетены в косы и короной уложены на голове. Она выглядит сейчас так же, как я, только старше.

– Подойди, Саския, – говорит она. – Садись.

Я усаживаюсь напротив нее. Мое сердце бьется часто-часто.

– Тебе тревожно?

Я сглатываю.

– А что, есть из-за чего тревожиться?

Она отпирает запор серебряного ларца и высыпает его содержимое в чашу, и по камню стучат кости пальцев моей бабушки. При виде их меня снова охватывает горе. Бабушка, отец – за последнее время я пережила слишком много утрат. Отведя взгляд от костей, я замечаю, что матушка пристально смотрит мне в лицо.

– Ты веришь мне, Саския?

– Верю ли я тебе? Или костям?

Она плотно сжимает губы.

– Это одно и то же.