Брэм – это всего-навсего еще одна головоломка, секрет которой мне не удается раскрыть. Стоило матушке назвать мне его имя во время доведывания, как он превратился для меня в загадку. И то, что когда-то произошло на плавучей тюрьме, вновь оказалось в центре моего внимания. Тот убийца был самым страшным человеком из всех, кого я когда-либо встречала, и я снова и снова вижу, как его лицо сливается с лицом Брэма – оба они освещены пламенем, и их сердца полны ярости, пока они смотрят на окружающий их огонь. То общее, что я видела в их прошлом, словно заноза, засело в моей душе. Всякий раз, когда я вижу черные треугольники на костяшках Брэма, сразу же переношусь в тот ужас, который я пережила на плавучей тюрьме. Проведя какое-то время с Брэмом, я нисколько не приблизилась к разгадке – да, он не
После того как я узнаю его секреты, мне больше не нужно будет думать о нем.
Я кладу на кости обе ладони и делаю еще одну попытку. На сей раз кости затягивают меня в видение еще быстрее.
В дверь Брэма стучат. Он садится на кровати и трет лицо рукой, потом говорит:
– Войдите.
На пороге стоит Тэйлон, держа в руке бумажный пакет.
– Ничто не излечивает головную боль так, как краденые сласти, – говорит он и встряхивает пакет, прежде чем протянуть его Брэму. – Я рисковал жизнью, тыря их из кухни, так что надеюсь, ты оценишь их по достоинству.
Брэм выдавливает из себя улыбку.
– Обещаю, что съем все улики.
– Вот и хорошо. Тебе уже лучше?
Брэм трет затылок.
– Вообще-то нет. Думаю, мне просто нужно поспать.
– Ну, тогда оставляю тебя наедине с твоими рулетами и подушкой.
– Спасибо, что пришел, – кивает Брэм. – И спасибо, что принес мне эти десерты.
– Не стоит благодарности. – Тэйлон выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Брэм ставит пакет на прикроватную тумбочку, откидывает одеяло и снимает с себя рубашку.
У меня перехватывает дыхание. Я открываю глаза и кладу руки на колени.
– Что ты видела? – спрашивает Лэтам.
– Ничего, – отвечаю я. – Ничего вообще.
Саския домашний учитель
Мидвуд считается безопасным местом. Поэтому-то я и хотела остаться здесь, вдалеке от опасностей магии костей. Но с тех пор, как убили Ракель, мое сознание переполняют яркие жуткие картины – перерезанное горло, вытекающая из раны кровь, угасающие карие глаза.
И учить Уиллема становится почти невозможно.
Сейчас он должен бы подписывать карту Кастелии, которую я ему дала, – писать названия больших и малых городов, притоков реки Шард. Но вместо этого он рисует на полях карты животных.
– Уиллем, – говорю я, – тебе нужно сосредоточиться, иначе мы никогда не закончим эту работу.
– Как ты думаешь, они вернутся? – спрашивает он, рисуя чешую на изображенной внизу карты рыбке.
– Кто?
– Убийцы.
У меня сжимается сердце. Ребенок не должен беспокоиться о таких вещах. Никто вообще не должен беспокоиться о таких вещах. Но после убийства все жители Мидвуда задают себе одни и те же вопросы. Кто это сделал? Почему? Будет ли убит кто-нибудь еще?
– Знаешь что? – говорю я. – Думаю, сегодня нам надо заняться чем-то другим. Как насчет того, чтобы поиграть в игру?
Уиллем оживляется и отбрасывает назад кудрявую прядь, упавшую на глаза.
– В какую игру?
– Что ты скажешь о поиске в вашем доме вещей, похожих на места, изображенные на карте?
Он вскакивает со стула.
– Здорово!
Дом Одры идеально подходит для таких игр – в нем множество уголков, закоулков и комнат, полных самых неожиданных сокровищ. Уиллем бегает, показывая мне примечательные предметы – вот кусок веревки, напоминающий вытянутый в длину городок Селваг, вот миниатюрное деревце для подвешивания драгоценностей, похожее на реку Шард со множеством впадающих в нее притоков, вот лоскутное одеяло, сшитое из разноцветных кусков ткани, которые уменьшаются в размерах по мере приближения к его центру, точь-в-точь как план Мидвуда.
Играя в эту игру, Уиллем забывает об ужасных событиях, которые произошли в городе за последние несколько недель.
Мало-помалу игра начинает больше походить на прятки. В любой другой день я напомнила бы Уиллему, что он должен учиться, а значит, ему нужно искать предметы, похожие формой на места на карте, но сегодня мне не хочется этого делать. И я закрываю глаза и начинаю считать, слушая, как его шаги затихают вдали.
Искать Уиллема в этом доме – это все равно что исследовать некий фантастический лабиринт. Я отворяю двери, ведущие в никуда, иду по коридору с проделанным в его полу окном, через которое видна гостиная, расположенная на первом этаже, вхожу в комнату, где с потолка свисают сотни разноцветных хрустальных подвесок.
– Уиллем, – зову я, – где ты?
Открыв дверь стенного шкафа, я вижу множество длинных бальных платьев, расшитых блестками, жемчугом, украшенных перьями и искусственными цветами. Вид у них всех такой, словно их никогда не надевали. Неужели гадания на костях указывали Одре еще и покупать наряды?