- Нет, Александра Николаевна, вы не извольте так легкомысленно смеяться. Иезуитский и папский Рим - это страшный город! - вмешался Латынин. - Вы не глядите, что на Корсо газовое освещение ввели, - здесь еще инквизицией пахнет и бродят тени семейства Борджиа. - Он поежился под своим плащом.
- А вспомните только мертвого Паганини, которого проклял папа, подхватил молодой Ковалевский. - Ведь гроб с его телом возили по Италии, и монахи не позволяли его хоронить. И это в нашем девятнадцатом веке!
- Здесь еще столько мрачных, зловещих тайн, - опять сказал горбатенький Латынин, - я их так чувствую! Какие тюрьмы! Какие подземелья в этом городе! Я прохожу мимо замка Святого Ангела или мимо тюрьмы Сан-Микеле, и дрожь меня берет от мысли, сколько человеческих жизней там загублено. Сколько трупов в мешках выброшено темными ночами в Тибр...
Александр, не отрывавший глаз от Александры Николаевны, внезапно уловил быстрый взгляд, которым она обменялась с Верещагиным. Заметил он и то, что она часто смотрит на часы и, видимо, кого-то ждет.
- И все это иезуиты и священники совершают якобы во имя бога, а на самом деле ради политики или ради корысти и честолюбия, - продолжал Латынин. - И как же они ненавидят Гарибальди, который не признает никаких попов!
- Признает, но только таких, которые носят под рясой красную рубашку и пистолет, вместо монашеского капюшона - военные кепи и сражаются бок о бок с ним за свободу Италии. Наверное, вы слышали об отце Гавацци - его любимце, который следует за ним повсюду, - подал голос Мечников.
- Вот, кстати, - повернулся к нему Якоби, - я давно хотел просить вас, Лев Ильич, расскажите нам о Гарибальди. Ведь вы, кажется, встречались с ним?
- Ах да, да, расскажите нам об этом легендарном человеке! Пожалуйста, расскажите! - раздалось со всех сторон.
Все глаза обратились на Мечникова. Он чуть повел плечом.
- Валерий Иванович ошибается, - сказал он. - Действительно, некоторое время я был в гарибальдийском войске, но в ту пору встретить самого Гарибальди мне не случилось. Правда, мне повезло в другом: я был дружен с людьми, которые близко знали Гарибальди и постоянно с восторгом о нем рассказывали, - прибавил Мечников, потому что вдруг увидел, как все разочарованы.
- Ну, тогда расскажите нам, что слышали от этих людей, - приказала Александра Николаевна. - Вот, кстати, и ему надо послушать. - Она кивнула на Ковалевского. - Ведь он же будет писать в газету о Гарибальди.
Ковалевский смущенно взглянул на Мечникова.
- Ходят такие разноречивые слухи, не знаешь, кому верить... Если бы вы могли, хотя бы со слов очевидцев, рассказать о жизни Гарибальди, я был бы так вам благодарен!..
- Наверное, это целый роман - история жизни Галубардо, как зовет его простой народ, - подхватил Латынин. - Вот кабы мне удалось написать когда-нибудь его портрет! - вздохнул он.
- Извольте, господа, - сказал Мечников. - Однако сам я слышал эту историю отрывочно, то от сицилийского крестьянина - моего друга, то от солдат, то от одного генуэзского рыбака. Поэтому не обессудьте, если и мой рассказ будет отрывочен и неполон.
16. ПЕППИНО - СЫН МОРЯКА
Два моря - два чистых синих ока смотрят в упор на итальянские берега. Вот почему рыбаки Адриатики и Средиземного моря зовут свою Италию синеокой.
Домик моряка Джакомо Гарибальди стоял в Ницце на самом берегу, и сынишка, родившийся у Джакомо, едва открыв глаза, увидел густую морскую синь и навсегда пленился морем.
Мальчику дали имя Джузеппе, но кругом все называли его Пеппино. Соседи рано начали говорить синьоре Гарибальди:
- Совсем особенный сынок у вас растет, синьора Роза. Попомните наши слова - будет он большим человеком.
Синьора Роза вздыхала, качала красивой головой:
- Ох, как я боюсь за него, если б вы только знали! И радует он меня и пугает, и молюсь я за него целыми ночами...
Синьора Роза не напрасно беспокоилась за сына. Каждый день приносил неожиданности. Если бы возник спор о том, когда и как проявляют себя выдающиеся люди, то на примере Джузеппе Гарибальди можно было бы доказать, что героическое в будущих героях проявляется именно с детства.
Пеппино начал плавать тогда же, когда научился ходить, и плавал как рыба.
Порой он заплывал так далеко, что за ним приходилось посылать лодку. Он проводил целые дни в порту. Матросы кораблей, приходивших в Ниццу со всего мира, уже хорошо знали коренастого светловолосого нетерпеливо-любознательного мальчишку, который лазил по мачтам, как маленький гимнаст, приставал ко всем с расспросами о путешествиях и приключениях в море, решительно ничего не боялся и плакал, только если при нем мучили животных или насекомых.
Однажды он сам нечаянно оторвал ногу сверчку, и, кажется, это было первое серьезное горе в его жизни: синьора Роза никогда еще не видела таких горьких слез у своего Пеппино.