Заколка от Шанель

– Иду по лестнице вверх, смотрю – дверь приоткрыта, да. Захожу – Семен лежит на диване. Думаю – мертвый, что ли? А он в руке тыковку маленькую держит, а сам спит. А потом гляжу – и не спит он, а вроде бы под кайфом. На меня сквозь ресницы смотрит, ухмыляется. Я тогда стал ему Омара Хайяма приводить в пример, достал из чехла и протянул нашу семейную реликвию – серебряный барбад, хотел сыну Лейлы передать талисман нашего рода, чтобы от зла его хранил, и говорю: «Что ж ты делаешь, сынок? Что же ты себя убиваешь? Вот возьми, это наследие наших предков, они тебе помогут шайтана в душе побороть». А он вскочил, совсем безумный стал, меня схватил за рубашку и стал трясти, и все поганый свой сосуд из тыквы мне в лицо сует и кричит: «Не смей называть меня «сынок», чурка ты нерусская! Вот наследие моих предков, отец мне, Ахмед Камальбеков, пыльцу райской бабочки оставил, и не суйся больше ко мне со своим гребаным Хайямом!» Не совладал я тогда с собой, по лицу сына Лейлы ударил, барбадом попал и щеку расцарапал. Да. А он, когда кровь увидел, совсем озверел, выхватил у меня семейную реликвию, бросил на пол и наступил ногой. А затем схватил с кресла провода с блямбами и стал меня ими душить. Я не смог стерпеть, и мы начали драться. Я провода отшвырнул куда-то далеко за кресло, поднял с пола свой амулет и думал, что сунул в карман. Да видно, в тот момент мимо положил. Потому что потом в кармане не нашел его. Да. А Семен размахнулся, чтобы меня ударить кулаком, и я его слегка лишь оттолкнул. Сын Лейлы пошатнулся, закачался, совсем плохо на ногах стоял, да. Упал он и головой об угол столика ударился. Так было, да.

Равшан помолчал, не поднимая глаз, глотнул из фужера с минеральной водой и тихо продолжил:

– А я поднял с пола адскую тыкву и хотел унести с собой и в мусор выбросить, чтобы никто больше ее не открывал и шайтана в мир не выпускал, да только плохо мне стало, да. Зашел я в туалет, и там окаянный этот сосуд у меня из руки и выскользнул. Я не стал его искать, скорее на воздух торопился. Совсем худо мне стало, да. Ведь это, выходит, я сына своей Лейлы убил. Умер он сразу. Не мучился. Так что, Федор-джан, сейчас праздновать будем, плов кушать, вино пить, а потом забирай меня в тюрьму. Не могу я груз такой на душе таскать. Если бы не я, сын Лейлы сейчас жив бы был...

– Да не был бы он жив, – нетерпеливо поморщившись, перебил Равшана доктор Орлов. И авторитетно добавил: – От передоза сынок твоей Лейлы загнулся, ага. Сердце не выдержало. Как врач тебе говорю.

– Не-ет, я все равно виноват, – не желая слушать доводы подкованного в медицине соседа, гнул свою линию дворник. – Саша-джан, – вдруг обратился ко мне таджик так неожиданно, что я вздрогнула и выронила вилку. – Саша-джан, ты береги мой серебряный барбад, я знаю, он у тебя. Мне дед его передал, чтобы я внукам своим завещал. Да видно, не будет у меня теперь уже внуков, так что наследие предков и отдать-то некому. А ты девушка хорошая, только сумасшедшая немножко, да. Так что пусть серебряный барбад будет у тебя.

А я думала, это банджо. А это, оказывается, таджикский народный инструмент, что-то вроде лютни. Это я потом в Интернете посмотрела, а тогда сразу же вскочила с места и понеслась в комнату, где кинула свою переметную суму. Влезла в нее по локоть и принялась шарить по дну в поисках серебряного барбада. Но сколько я ни рылась, подарок Равшана, который с таким усердием намывала вчера вечером, так и не нашла. Сперли! Вот нарррод! Ничего без присмотра оставить нельзя!

– Кто попятил мою фигурку? – вбегая на кухню, прокричала я, но так и осталась стоять в дверях, осекшись на полуслове.

Потому что дядя Веня, держа в руках похищенный у меня барбад, неторопливо говорил:

– ...меня насторожило явное желание Володи Куракина запутать расследование и увести нас подальше от африканского сосуда. Я сразу же по старым каналам навел справки об этом молодом человеке и выяснил все подробности о его семье, в том числе и о пропавшем без вести в Анголе отце. Сразу стало понятно, откуда взялась юная мулатка Мария. И сначала я думал, что это она приложила руку к смерти Семена Камальбекова. Видимо, точно так же думал и ее брат. Было совершенно очевидно, что во время преступления Владимир находился где-то рядом с домом покойного, чтобы помочь сестре выполнить волю отца. Ну, в самом-то деле, не стал бы такой рыцарь посылать на рискованное мероприятие дорогого ему человека, отсиживаясь в кустах?

Дядя Веня усмехнулся, как видно, припомнив восторженные рассказы Люськи о благородстве ее возлюбленного, задумчиво погладил гладко выбритый подбородок и продолжал:

– Исходя из этого, я обошел все магазины и кафе в округе, где брат с сестрой могли договориться о встрече перед походом к Семену Камальбекову. Владимир Куракин – фигура заметная, и, если он долго торчал около одного из этих заведений, его обязательно бы запомнили официантки и продавщицы. И, представьте себе, в «Орешке» на Денежном переулке я увидел в вазочке с салфетками вот этот вот шедевр оригами.