Закон Дарвина

Опустим то, что я видел во сне (ибо не видел ничего), и перейдем к тому моменту, когда я, обуреваемый жаждой любознательности (и этой чертовой головной болью!), собирался прогуляться по двору. Жутко хотелось пробежаться по городу, но пока мне было это запрещено. Выпив три таблетки, выданные мамой, я вышел наружу.

Во дворе все было совершенно спокойно и обычно, не считая, конечно, воронки недалеко от окна в компьютерную комнату. Ноги повели меня за ворота… Выйдя со двора, я тут же пожалел, что сделал это.

Начну издалека: были ли вы когда-нибудь на рынке? В мясной его части, где продавцы рубят мясо прямо на открытом солнце. Мухи, не слишком аппетитный вид… но самое главное, что особо запоминается, – это, знаете ли, запах. Он разный, как я уже говорил. В закрытой мясницкой он тяжелый и противный. Чувствуется, что это именно мясо, даже слегка отвращает. Снаружи все по-другому.

Этот сладковато-горький, местами даже слегка оригинально-приятный запах теперь был полновластным хозяином улицы. Может, только моей, а может, и нет. Абсолютно всех. С единственным отличием – мясо, валявшееся под открытым солнцем, было человеческим.

Продолжим: а видели ли вы когда-нибудь мертвецов? Настоящих, не киношных и уж тем более не из компьютерных игр. Не видели? Завидую.

Хотя мне еще повезло. Было заметно, что кто-то пытался убирать тела из моего переулка. Их осталось всего два. На земле явно были видны следы того, что их тащили… куда-то. Во всяком случае, след вел к мусорной куче. Я кинул туда взгляд и увидел несколько свежих земляных бугров, на каждом из которых стояла вкопанная палочка с яркой тряпкой. Более того, прямо под каждой из палочек лежал придавленный хорошим куском кирпича пакет. Подойдя и раскрыв один из них, я увидел в нем несколько перепачканных кровью книжечек.

Превозмогая тошноту, раскрыл одну из них. Трудовая книжка. Видимо, не утруждая себя звонками в милицию или еще куда, неизвестный благодетель попросту достал документы у мертвых людей и положил их на могилки. Умно. Весьма и весьма.

Так или иначе, мне предстояло докончить работу моего предшественника. Я пошел во двор за лопатой. Хотя сначала стоило зайти домой.

– Мам, там у нас пара трупов на улице, может, вызвать кого?

Она была на кухне, что-то старательно нарезая в глубокую тарелку.

– Приезжали, пока ты еще был без сознания. Вроде бы из акимата, рабочие. Сказали, что будут закапывать, но потом их срочно вызвали в другое место и они уехали.

– Надо докончить. Вонять будет.

Мама обернулась и очень пронзительно посмотрела на меня.

– Я не хочу, чтобы ты это делал.

– Я тоже не хочу. Но выбора нет.

Опять пронзительный взгляд и молчание.

– Надень то, что мы отложили на выброс. А еще перчатки и старую обувь. Когда закончишь, мы это сожжем.

Так я и поступил.

Противнее всего было обыскивать. Создавалось ощущение… да, плохое было ощущение. Будто ты руку не во внутренний карман, а в разрезанный живот суешь. Хорошо, что достаточно сильного запаха не было, иначе меня бы, пожалуй, вырвало. А-т-м-о-с-ф-е-р-а, мать ее так.

Хотя заворачивать мертвых в брезент (ну не закапывать же их просто так?) далось уже полегче – наверное, привык. Единственной оставшейся трудностью было выкопать могилки. Дело действительно трудное, в земле попадалось все – начиная со ржавого железа и кончая другим мусором. Пару раз пришлось делать передышки. Когда я все закончил, лило с меня водопадом. Снова стучало в висках, болела голова.

Я подхожу к воротам и сажусь на землю, опираясь спиной о забор. Можно даже сказать, что думаю о вечном. Меня клонит в сон, я смог бы уснуть…

Но тут из-за поворота вышел почтальон. Вернее, почтальонша.

– Эй, парень! – еще издалека окликнула меня она.

Открыв глаза и со вкусом зевнув, я подымаюсь на ноги. Пышущая здоровьем пухлая женщина лет сорока подходит ко мне.

– Это улица Свердлова, дом 36?

– Ну да.

– Найменова Наталья Петровна тут проживает?

– Тут. А что? Вы давайте, я передам.

– Нельзя, тут из «Скорой», лично в руки. – Почтальонша помахала письмом с синей печатью.

Меня снова будто обухом по голове – ведь все медики военнообязанные!

– Ее нет, – соврал я. – Зайдите позже. А что за бомбежка? Кто бомбил?

– Непонятно, парень! Бомбежка бомбежкой, а я вот повестки разношу, приказ о всеобщей мобилизации объявили!

Мое лицо само собой расплылось в ухмылке, когда я увидел испуганные глаза соседа, слушавшего все это из окна. Ему было 30 лет. По закону он тоже военнообязанный.

– А тебе самому-то сколько лет, парень?

– Шестнадцать, – тут я не соврал. При всем моем росте и комплекции хоть и выглядел я, как мне говорили, на восемнадцать, но на самом деле я на два года младше. – Две недели назад ходил на удостоверение заявку делать.

– Ой ли?.. Хотя мне-то что… заболталась я с тобой…. – Подойдя к соседским воротам, она кинула в жестяной почтовый ящик повестку и пошла дальше.

Весь настрой для работы пропал – наскоро засыпав кровь землей, я закинул лопату во двор и зашел домой.