Закон Дарвина

– Говорят, в Ирландии какие-то серъезные беспорядки, – вспомнил рядовой. – Что-то такое рассказывали вчера по CNN. В этом… Твистере.

– Ольстере, – поправил сержант. – Моя бабуля была из Ольстера. Совершенно чокнутая старушенция, как-то раз застрелила двух ниггеров, которые хотели ее ограбить на улице, – нет чтобы, как все нормальные люди, отдать пару двадцаток…

– Ха, так вы тоже малость полоумный? – усмехнулся рядовой.

– Будь я нормальным, я бы опять-таки сидел в Белом доме, а не таскался по этой ледяной каше, – не обиделся сержант. – А вообще, – вдруг добавил он, – мне все это дико обрыдло. Арабы и прочие хаджи – черт с ними, они все равно не люди… эй, только не вздумай донести, что я веду расистские разговорчики… – Рядовой клятвенно поднял два пальца. – Ты не видел, в какой грязи они живут, а я-то побывал в Кабуле и в Багдаде тоже… Дерьмо они и обречены прозябать в дерьме. Но тут у меня все время какое-то сраное ощущение… – сержант покрутил головой и замолчал. Рядовой, не дождавшись продолжения, вспомнил:

– Я в увольнительной был знаете где? В музее. Нет, честно, там, где старинные пушки у входа. Зашел ради смеха, кинул им там на входе двадцатку, все равно не жалко… Там одна бабка знает английский, увязалась за мной ходить и объяснять. Оказывается, этот город, ну, Воронеж – он, мать твою, старше наших Штатов на полтора века! Я ушам не поверил, когда услышал!!! Когда уже уходил, туда завалились двое хаджи из местных, эти… ну… русские называют их зверьки… в общем, я не знаю. Завалились, чтобы поссать в холле… – рядовой хмыкнул. – Ну, дело житейское. Но мне почему-то не захотелось, чтобы они там ссали, и пришлось напинать им под хвост…

– Ну да ладно, – вздохнул сержант, – хватит разговоров. Давай-ка его обыщем как следует…

Он присел и перевернул тело умершего русского.

– Сержант, что это? – спросил рядовой, нагибаясь над выкатившимся под ноги предметом.

– Граната, сынок, – спокойно ответил сержант…

…На взрыв у края болота обернулись сразу все – кроме двух человек, стоявших возле перевернутой телеги.

* * *

На лежащие на столе бруски золота генерал-лейтенант Твиндэм смотрел, как на мины. Его взгляд был таким, что комиссар Паолизи занервничал и вгляделся тоже. Ничего такого. Обычное золото высочайшей пробы…

– Доигрались, – тяжело произнес Твиндэм и перевел на итальянца взгляд, вызвавший у латинянина приступ генетического страха перед германцем. – Достукались. Твою мать. – Это генерал сказал по-русски. – Вы, тупой пожиратель макарон, – Паолизи сделал оскорбленное лицо, – я говорил вам и всей вашей сраной администрации, что нельзя, понимаете, НЕЛЬЗЯ играть с этими русскими в такие игры?! «Ах, они отселяются на землю, ах, пускай!» – передразнил он кого-то. – В концлагеря их надо было отселить! В гетто! – Он выругался и повторил: – Доигрались.

– Не понимаю, что вас так беспокоит… – с апломбом начал Паолизи. И осекся – в глазах генерала появилось чокнутое бешенство.

– Бесссссссспокоииииттттт? – протянул Твиндэм. – Меня беспокоит, вашу мать, что теперь я вижу все кусочки мозаики! В окрестностях города, в ваших пасторальных поселениях на земле, бородатых и лаптеносных, – вы знаете, что такое лапоть, Паолизи? Это вы, черт побери! Так вот, в этих поселениях, судя по всему, собралась армия, а мы этого не заметили! – И генерал заорал, уже не сдерживаясь совершенно, двинул бруски по столу: – Вы лапоть! Взяточник, бабник и тупой лапоть! А я старый идиот, слепой идиот! Теперь мне все ясно, все!!! Вы представляете, что они сделают на эти миллионы? Думаете, купят виллу на Лазурном Берегу и смотаются туда? Черта с два. Они – не вы. Уже через пару недель нас прямо в этой резиденции будут обстреливать ракетами!!!

Он отвернулся от молчащего в недоумении Паолизи и что-то скомандовал адъютанту, стоявшему у карты с каменным лицом.

А Паолизи вдруг ощутил – тем самым седьмым чувством итальянского жулика, которое всегда ему помогало, – что его присутствие срочно необходимо… в… в… да где угодно, только подальше отсюда!

– Не вздумайте улизнуть, – Твиндэм повернул к нему каменное лицо. – Отвечать будем вместе. И молите Бога, Паолизи, чтобы отвечать нам пришлось всего лишь перед ООН. Это будет просто-напросто счастье. Невероятная удача.

И снова повернулся к включившему связь адъютанту.

Гунн и Ко. Республика Тюркских Народов

– Штирлиц открыл форточку. Из форточки дуло.

Взгляд карих глаз беспокойно блуждает по улице.

– И что ты хотел этим сказать?

– Просто беспокойно.

Олжас сидит у окна, в его руке кружка чая. Она стоит на колене, сквозь плотную джинсовую ткань жар кипятка не чувствуется.

Уже скоро должны подойти. Во всяком случае, встреча назначена на этот день. Стоило поволноваться.

Глоток. Второй. Третий. Руки не дрожат. Руки не дрожат.

– Просто беспокойно… – Олжас ставит кружку на подоконник, встает со стула и начинает ходить по комнате.