Закон обратного волшебства

Красить или не красить, вот в чем вопрос!

— Витя-я-я! Вставай!

— М-м-м?..

— Витя, я ухожу, завтрак остынет! Вставай!

— М-м-м?..

Наталья перестала втягивать живот, потому что очень хотелось дышать, кинула в раковину щетку и бросилась в комнату.

— Солнышко мое, вставай! — пропела она и чмокнула Виктора в лысеющую макушку. — Ласковый и такой красивый, может быть, это любовь, я не знаю, но очень похоже на рай. Лай-ла-лай — ла-лай!

Какая любовь? Никакая это не любовь, и на рай не похоже, и красоты тоже нету!

— Опять вставать, — проныл из подушки Виктор, — а может, я сегодня на работу не пойду, а? Может, я заболею?

Эта мысль так его воодушевила, что он приподнялся и посмотрел на Наталью.

— Слушай, имеет право человек заболеть?

— Не знаю, — сказала Наталья, вытаскивая из гардероба курточку. — Наверное, имеет. А что? Ты плохо себя чувствуешь?

— А ты хорошо? — язвительно поинтересовался Виктор.

— Нормально.

Красить глаза или не красить? Стоит красота места в маршрутке или не стоит?..

— Тебе всегда хорошо, — обессиленно пробормотал Виктор и снова упал, — а вот мне плохо. Вызову-ка я врача, а? Весна, а у меня, может, грипп?

— У тебя грипп?!

Глаза не накрашены, так хоть куртку весеннюю надеть!.. Для разнообразия и улучшения жизни!

— У меня все болит, — пожаловался он, — все кости ноют! Если ты просыпаешься утром, а у тебя ничего не болит, значит, ты умер! — продекламировал он.

— Это кто тебе сказал? Евгений Петросян в «Смехопанораме»?

— При чем здесь панорама?! Я не хочу вставать! Я устал, как сапожник! Я вымотался! Может человек устать, в конце концов?!

Наталья промолчала. «Молния» на куртке не застегивалась.

— Ну что ты молчишь?! Ну что ты молчишь, а?

— У меня «молнию» заело!

— И черт с ней!

Наталья сопела, тянула «молнию». Как же «черт с ней», когда ее заело, и глаза не накрашены!

— Завтрак на столе, — пропыхтела она, — только уже все остыло, наверное!

— А где у нас градусник?

— На кухне, в аптечке.

— Принеси мне.

— Вить, возьми сам, а?

— Я не найду!

— А я опаздываю!

— Да ладно, подумаешь, стратегический объект — аптека! Ну, опоздаешь на десять минут, и что?

«Молния» не застегивалась. Наталья стянула куртку, кое-как пристроила ее в гардероб и выхватила зимнее пальто. Она в этом пальто под дождем с ума сойдет, как монгол в войлочном халате! Сначала под дождем, а потом в метро!

Громко и отчаянно топая, она ввалилась в кухню, пошуровала в обувной коробке, где держала лекарства, нащупала шершавую картонную трубочку с градусником и вбежала в комнату.

— На.

— Ну слава богу. Сподобилась.

— Вить, я сегодня допоздна. Ты меня встретишь?

— А если у меня температура?

— Нет у тебя температуры!

— Есть!

— Нет!

— Я заболел, — объявил он, выпростал градусник и сунул в заросшую подмышку. — Где телефон поликлиники?

— В книжке.

— А где книжка? ' — Под телефоном.

— Принеси мне трубку и книжку.

— Витя, я не могу, опаздываю!..

— Невелика беда!

— Витя, я не могу!..

Наталья схватила пакет с нарисованной голубой розой, в котором был ее завтрак и новая книжка Дарьи Донцовой, единственная сегодняшняя отрада!..

Ничего, ничего, она успеет, влезет в маршрутку, протиснется к окошечку, откроет Донцову и обо всем позабудет. Даже о том, что у нее не накрашены глаза.

Только вчера по телевизору умные и красивые мужчины в пиджаках и стильные и длинноволосые женщины в шалях рассуждали о том, что детективы читать глупо. Что они дурно влияют и вообще заполонили. Что недавно кому-то не тому дали премию, а тому, кому надо, не дали. Что кругом засилье рекламы и плохого языка. Наталья слушала, позевывая, ждала кино, которое обещали после дискуссии, и радовалась, что на завтра у нее припасена Донцова.

Она уже обувалась, когда из комнаты показался Виктор. Волосы у него стояли дыбом, мятые трусы присползли, а в подмышке торчал градусник.

— Ты это… — сказал он и зевнул, — ты привези мне чего-нибудь. Витаминчиков там… Колбаски…

— Колбаса есть в холодильнике.

— Ты мне копчененькой привези. Ладно, Наташ?

— Вить, пойдем вечером в кино, а?

— Какое, блин, кино! Я заболел! Ты что, не видишь?

Наталье было стыдно за него. Так стыдно, что она ничего не сказала.

— И матери позвони, — велел он, — чего-то она там мне вчера высказывала и просила тебе передать, а я не помню. Позвони, короче.

Это означало, что будущая свекровь, как пить дать, примется учить ее жизни. Почему-то всегда и во всем была виновата Наталья. Даже в том, что Витя плохо работает и мало зарабатывает.

Была бы ты активная, ты бы заставила, говорила свекровь. Мало ли чего он не хочет! У других вон матеря по два раза в год в санаториях отдыхают, а мой даже за свет денег не дает! А все потому, что ты не заставляешь!

Может, права Анфиса? Может, бросить его, пока не поздно?

Только вот как же его бросишь, он же… свой. Наталья покосилась на него, натягивая шапку так, чтобы не слишком помять то, что она называла прической.

Стоит, почесывается, босые ноги поджимает на холодном полу, вид несчастный — и впрямь поверил, что заболел! Еще затемпературит, не дай бог, вообще от него никакого житья не станет.

И в кино хочется.

Хочется не только в кино.