Закон парных случаев

Тонкий луч фонарика осветил квадратное помещение с двумя рядами прямоугольных черных чугунных плит, и Алик наконец замолчал. Они стояли, рассматривая могильные плиты. Алик принялся считать вслух – их было тринадцать. Семь слева и шесть справа. В угловых нишах, обрамленных по периметру каменной резьбой, сохранились остатки фресок святых. В глаза им бросились несколько сохранившихся ярко-голубых и золотых фрагментов. Вездесущий вьюнок обвивал могильные плиты и достигал середины стен.

– Почему тут череп с костями? – спросил Шибаев, нагнувшись и рассматривая одну из плит. – Никогда раньше не видел. Череп и крест вместе.

– Это Адамова глава, раньше ее помещали на плитах и памятниках, – объяснил Алик. – Христианский символ.

– Череп с костями – христианский символ? Почему Адамова? По-моему, он жил до христианства, нет?

– Да. По легенде прах Адама был закопан на Голгофе, где распяли Христа. Его кровь омыла череп от греха и дала надежду на спасение. Череп и кости значат спасение, Ши-бон. Какой там год?

– Тысяча семьсот девяносто третий. Иван Степанов Старицкий, действительный статский советник, честный гражданин, супруг и отец…

– А теперь посмотри на последнюю плиту справа, там должна быть Каролина…

– Есть! Каролина Мария Элеонора Старицкая, урожденная Бергманн, тысяча восемьсот восемьдесят шестой, тысяча девятьсот одиннадцатый… – Он запнулся. – Дрючин, плиту поднимали! Смотри, щель! А ну подмогни!

Они уперлись в тяжелую плиту, она подалась, и на них пахнул тяжелый сырой дух подвала. Они стояли над черной дырой, на дне которой покоился потревоженный гроб с прахом Каролины. Шибаев посветил в дыру фонариком. Неяркий луч скользнул по гробу, полузакрытому крышкой, – в нем неясно виднелось серое скомканное тряпье. Алик отпрянул и спросил:

– Что теперь?

– Я не пролезу, – сказал Шибаев. – Придется тебе, Дрючин! Я подстрахую.

– А зачем вообще туда лезть? – Алик отступил еще на шаг.

– Чтобы узнать, что он там делал.

– Кто? – Алик снова оглянулся. Ему было не просто не по себе – стало страшно.

– Кто взорвал вход. Или так и уйдем? Неужели неинтересно?

«Ничуть», – хотел сказать Алик, но только дернул плечом и промолчал. Лезть в черную дыру ему не хотелось, и он уже ругал себя за длинный язык: с какого такого перепугу он предложил искать усыпальницу Старицких? Промолчи он, Ши-бон и не вспомнил бы, занятый своей неадекватной истеричкой. А Мольтке и подавно обошелся бы…

– А если там крысы? – Алик цеплялся за последнее.

– Там нет крыс, – терпеливо отвечал Шибаев.

– Откуда ты знаешь?

– Крысы – в городе, а здесь в крайнем случае кроты, они не кусаются. Давай, Дрючин, потом будешь рассказывать внукам, как вскрывал старинную гробницу с привидениями. Там низкий свод, так что пригнись.

При упоминании о привидениях Алику в голову тут же полезли всякие страшилки о призраках и восставших покойниках.

– Ну? – произнес Шибаев. – Так и будем стоять? Между прочим, скоро стемнеет, а нам еще отсюда выбираться. Давай, Дрючин!

Алик, тяжело вздыхая, сел на край ямы, и Шибаев, удерживая его за руки, стал осторожно спускать вниз.

– Уже! – закричал Алик. – Стою́!

Эхо ответило ему глухо и невнятно. Он поежился. Здесь было холодно, как в… склепе. Луч фонарика, который Алик держал во рту на манер героев кинофильмов, обежал стены маленькой погребальной камеры с гробом на низком пьедестале посередине. К его ужасу, крышка едва прикрывала гроб, и то, что сверху казалось серым скомканным тряпьем, оказалось телом! Алик вытащил айфон, подошел поближе, сдвинул крышку и заглянул в гроб. У него перехватило дыхание! Он увидел маленькое коричневое пергаментное лицо мумии с глубокими ямами глазниц, обрамленное массой жестких бурых волос; зубы в полуоткрытых черных губах; белые позвонки, торчащие через сгнившую кожу шеи и сложенные на груди длинные высохшие коричневые кисти рук. Голова покоилась на криво лежащей истлевшей парчовой подушке – как будто кто-то выдернул ее, а потом сунул обратно. Тело мумии было одето в истлевшее, когда-то белое, платье невесты с кружевами и тусклым золотым шитьем, острые носки туфелек торчали из-под серой тряпки. Вот и все, что осталось от ослепительной красавицы Каролины. Алик невольно сглотнул…

– Ну, что там? – Он вздрогнул и выронил фонарик, услышав голос Шибаева. – Она там?

– Да. Не ори! – Алик нагнулся за фонариком, который продолжал светить. – Тут что-то есть!

На полу под его ногами лежала куча распотрошенного тряпья, в котором он не без труда определил игрушечную собаку, истлевшую и расползшуюся по швам. Ему был виден круглый черный глаз и скукоженный ошейник.

– Что там? – Шибаев почти свесился в камеру.

– Собака!

– Собака? Настоящая?

– Игрушка! – прокричал Алик. – Почему-то на полу! В гроб положили игрушку! Ее вытащили и бросили на пол.

– Можешь достать?

– Она разлезлась!

– Посмотри, что внутри!

– Ничего! Пусто! Она лопнула по шву…

– Он что-то искал! Посмотри хорошенько!

– Кто?

– Тот, кто взорвал вход!

– В собаке ничего нет. И не было! Если ты думаешь, что туда спрятали «Черную принцессу»… Даже не смешно! Миллион рублей золотом! В собаку!