Закон парных случаев

- А притом, что на свете очень немного таких мужчин, для которых неудачная любовь означает крах всей жизни. А вот теперь представь такую ситуацию. Человек видит в намеченном браке старт определенной жизненной программы. Он все свое будущее распланировал на полсотни лет вперед, как раз вот таких чудиков хватает. Учеба, работа, поездки за границу, достаток, влияние, власть, мало ли что там еще. И вдруг все рушится. В результате сегодня все не так, как он задумал, и завтра все не так, и через год, и через десять лет. Ему бы другую программу придумать, а он изо дня в день, из года в год страдает из-за того, что могло бы быть, да вот пролетела птица обломинго. Неприятность из точечной превращается в линейную, которая растягивается во времени. И человек вместо того, чтобы забыть, из-за чего или из-за кого все так сложилось, с каждым днем ненавидит причину страданий все больше и больше.

- А теперь ты представь себе другую ситуацию, - не сдавался я. – Мужчина любит женщину и собирается на ней жениться. Он, как ты говоришь, всю свою жизнь с ней распланировал на пятьдесят лет вперед вплоть до золотой свадьбы и правнуков. И все рухнуло. Сегодня все не так, и завтра, и через десять лет. Дома нет, жены любимой нет, детей нет, на работе расти, чего-то добиваться не для кого. Пытается найти другую женщину – не получается. Или получается, но тоже как-то не так. Скандалы, развод, алименты, пьянство, болезни, может, даже тюрьма. А кто виноват? Она, кто же еще. И тот, кого она выбрала.

- Мартин, все это за уши притянуто.

- Нет. Полным-полно мужчин, которые обожают вину за свои неудачи свалить на кого-то другого. На родителей, учителей, на жену, на гнусного начальника.

- Ага. Только такие мужчины не убивают. Ни родителей, ни учителей, ни жену, ни гнусного начальника. Они просто сидят себе на попе ровно, пьют и скулят. Если человек способен осознанно и обдуманно убить, то уж вытащить себя за уши из болота и подавно может.

- Да конечно! – фыркнул я. – Убить, я думаю, легче, чем тащить себя из болота. Убить – это раз и все. А из болота – длительные усилия нужны.

- Какой ты умный, Мартин, - Тамара выпятила нижнюю губу. – Тебе череп не жмет случайно?

- И вообще, в твоих рассуждениях есть огроменный логический баг. Если мой отец, по мнению маминых крутых родителей, был неподходящим женихом, значит, они рассчитывали на кого-то повыгодней. Не нуждающегося в высоком старте. Так что извини, крестная, ты в пролете.

Тут уж Тамара не нашла что ответить. Она по-прежнему покусывала прядь темных с проседью волос и шевелила губами.

- Короче, среди эмигрантов я такого типа точно не знаю. Чтобы маленький, тощий, сутулый и пучеглазый… Конечно, я не скажу, что прямо всех русских здесь знаю, это раньше их было всего ничего и они старались общаться. А теперь тут их столько развелось, что скоро будет больше, чем коренных чехов. Но я думаю, ты прав, этот тип из прошлого твоих родителей. И искать его тебе придется в Питере.

- Мне? Искать? – вяло и фальшиво удивился я.

- Ты рассчитываешь на милицию? – усмехнулась Тамара. – Ну и дурак. Или тебе наплевать, кто убил твоего отца и искалечил мать? Не надо на меня глазами сверкать, солнце мое, не надо. Я не предлагаю тебе играть в частного детектива. Есть другой выход – подождать, когда Ольга выйдет из комы и расспросить ее. Но, положа руку на сердце, ты уверен, что она сможет рассказать?

Тамара попала в точку. За два дня после операции мама ни разу не пришла в себя. По всем признакам степень комы колебалась между выраженной и глубокой. А уж я-то хорошо знал, что если кома четко станет глубокой, то прогноз будет неблагоприятным.

- А если учесть, что ты ничего не поведал доблестной милиции про возможные семейные скелеты в шкафу, то особо сильно она напрягаться точно не будет. Так что вот мой тебе совет, Мартин, ищи того, кого брак твоих родителей сильно обидел или разочаровал.

17.

После похорон я присел на какие-то каменные ступеньки недалеко от могилы и долго-долго сидел в непонятном оцепенении. Вроде, думал о чем-то, но ни одну мысль додумать до конца так и не смог. Сплошные обрывки.

На рукав мне повязали черную ленту, и я зацепился ею за ветку дерева.

Траур. Зачем? Чтобы показать: смотрите все, я скорблю? Я мог бы еще понять, когда траур – это знак окружающим: не приставайте ко мне со всякими глупостями, мне не до того. Но ведь в большинстве случаев это далеко не так. Скорбь… Странное чувство. Ведь жалеем-то мы по большому счету не умершего, а себя. Потому что лишились его. Ему-то самому что, у него теперь совсем другие проблемы.

- Мартин, тебя все обыскались.