Закон притяжения. Его студентка

— Таня, бл*дь! Что происходит? — прогромыхал, когда вновь обрел способность разговаривать. — Ты зачем сюда пришла?

— Извини! — жалобно пропищала та в ответ. — Я думала, ты тоже хочешь!

Пожалуй, лишь в ту самую минуту он понял, чего жаждет на самом деле.

И жаждет нестерпимо. Схватив за локоть и никак не реагируя на ярые протесты, Виктор поволок брыкающуюся девушку в прихожую.

Там подчистую выгреб из кошелька всю наличку, настойчиво впихнул деньги в ее ладонь и озвучил свой неизменный вердикт:

— Собирай вещи, вызывай такси и уезжай! Этого должно хватить на пару недель проживания в приличном отеле. Пока не прояснится вопрос с беременностью, я возьму на себя все твои финансовые расходы. Но… видеть тебя в своем доме я больше… не могу!

Глава 17

Лена

— На сегодня все, ребята! — услышав звонок, сообщил преподаватель философии Павел Терентьевич. — Мы с вами и так отлично поработали!

Дружно попрощавшись с профессором Зиновьевым, студенты торопливо высыпали в коридор. Между второй и третьей парой перемена длилась всего десять минут, а успеть за это время нужно было многое.

Потому-то Лена и Ирина, обычно передвигающиеся вразвалочку, решили поторопиться. Абы как распихав конспекты по сумкам, обе поспешили за одногруппниками. Сверившись с расписанием в главном фойе (которое частенько менялось из-за заочников-первокурсников, приехавших на осведомительную установочную сессию), девушки двинулись в сторону внутреннего университетского дворика, ибо третьей парой значилась физкультура. Физкультура, посещать которую ей становилось все сложнее.

Впрочем, как и лекции по экономике, ведь вел их тоже Макаров.

«Боже! Дай мне сил! Я справлюсь. Я справлюсь! Как не фиг делать!»

Прошедшие две с небольшим недели хоть и пролетели стремительно, дались ей ой как непросто. Продолжая держать данное самой себе слово, Лена прилагала максимум усилий, чтобы пересекаться с Виктором Эдуардовичем как можно реже. А когда встречи было ну никак не избежать, она делала все от нее зависящее, лишь бы только не оставаться с ним наедине (ибо ни себе, ни ему более не доверяла), и тратила на это просто колоссальное количество энергии. Возможно, подобные маневры удавались ей по той простой причине, что сам мужчина особой инициативы в отношении нее не проявлял. Он не вылавливал ее в коридорах, не просил, как раньше, остаться после пары. Не настаивал на отработках прогулов, о которых твердил прежде.

И данный факт страшно ранил Лену. Задевал за живое. Уязвлял самолюбие.

В глубине души (подобно конченой дуре) она все же надеялась, что после всего случившегося он не воспримет ее слова и просьбу держаться от нее подальше… всерьез.

Но он воспринял. И похоже, воспринял буквально.

Нет, они продолжали общаться. Здоровались.

Вежливо улыбались друг другу. Временами даже обменивались саркастическими шуточками.

Но всегда исключительно на публике. Демонстративно. Наигранно.

Однако, несмотря на кажущуюся дистанцию, из своего поля зрения Макаров никогда ее не выпускал. Он просто наблюдал за ней со стороны. Белова постоянно ловила на себе его тяжелые задумчивые взгляды. Постоянно чувствовала исходящее от него напряжение, гнев, неуемную тоску и… голод. Жуткий голод, зарождающийся в глубине его каре-зеленых глаз.

Он будто сдерживал себя — и сдерживал из последних сил.

Будто затаился на время и выжидал что-то, одному ему известное.

Но… иногда (все чаще) от тех взглядов ей становилось нечем дышать.

Они ощущались самым настоящим прикосновением.

Горячим. Властным. Собственническим.

Обжигающим кожу. Оголяющим все нервы. Опаляющим нутро.

В такие моменты Беловой хотелось от безысходности на стену лезть.

Или выть во всю глотку, надрывая свои бедные голосовые связки.

У нее не получалось вытравить его из мыслей. Не получалось забыть.

Но она старалась. Искренне старалась.

Потому и решила идти по пути наименьшего сопротивления — найти утешение в других парнях.

Просто переключиться, как когда-то в школьные годы советовал ей сам Макаров.

О, это было несложно. Лена по натуре своей являлась кокеткой.

Вот и пустилась во все тяжкие. Лишь бы не думать о нем.

Лишь бы не чувствовать ни ревности, ни отчаяния, ни боли.

«Я правильно делаю! Я все делаю правильно!»

С тех пор ни одного вечера девушка не провела дома.

Ходила на свидания, в кафе, в кино. Даже на катке побывать умудрилась.

Она никому не обещала ничего кроме своей компании и приятного времяпрепровождения.

И тем не менее желающих погулять с ней было предостаточно. Ее приглашали с регулярным постоянством, и это положительно сказывалось на самооценке. Лена начинала приходить в себя.

«В отличие от Ирины…»

После семейного торжества Красницких, на которое Слава водил ее в качестве своей девушки (тоже чуть более двух недель назад), Синицына впала в какое-то непонятное, необъяснимое уныние. Стала молчаливой, задумчивой. И Беловой жуть как не нравилось подобное состояние подруги.

Нелогичное, странное и совершенно ей несвойственное. Она почти не улыбалась.