Закон семьи

– А почему? – с любопытством спросила Хульда. Теперь она внимательно вслушивалась в его слова.

– Ну как же, – Берт смаковал каждое слово, – потому что Хульда, жившая в Иерусалиме, тоже была пророчицей. Независимая, образованная, бесстрашная. Настоящий авторитет.

– А дальше?

– Сам царь обратился к ней за советом и послал священников, потому что ему понадобилась помощь в толковании одного места в Торе. И она сказала им: «Скажите человеку, который послал вас ко мне, я наведу на это место беду». Так она называет царя – «человек»! По-моему, потрясающе!

– По-моему, тоже, – задумчиво сказала Хульда. – Значит, она наводит беду? А вы что, всю Библию выучили наизусть?

Берт хихикнул:

– Только важные места. Те, где речь идет об умных женщинах. И вообще Ветхий Завет следует получше изучить всем нам, вы не находите? Все же непростительно, что вы с вашими корнями так мало знаете о столь важной книге вашего народа.

– Я не перестаю вам удивляться, Берт, – покачала головой Хульда. – Откуда вы черпаете ваши знания! Я думала, вы были бедным сиротой. И потом эти перепады настроения: то вы бесстыдный и надменный, то производите впечатление добродушного школьного учителя.

– Взаимно, – ответил Берт. – Ну а сейчас вам пора за работу, фройляйн Хульда. Людям в Шойненфиртеле нужен не только пророк.

Хульда открыла рот, будто собираясь еще что-то сказать, но опять закрыла.

– Всего хорошего, Берт. – Помахав на прощание рукой, она пересекла площадь, затем улицу и направилась в сторону Ноллендорфской площади.

Берт смотрел ей вслед, пока она не скрылась. Ему просто показалось или она действительно выглядела сегодня особенно ранимой?

Вокруг просыпался к жизни Шёнеберг. Булочник открывал ставни, и пленительный аромат свежего хлеба доносился до Берта. Подъехала повозка Грюнмайера, на ней громоздились горшки с цветами. Лошадь подняла хвост и уронила несколько яблок прямо перед газетным киоском, они дымились паром на холодном воздухе. Феликс Винтер отпирал дверь своего кафе и устало помахал Берту. Скоро на рынке начнется давка, бой за картошку, фасоль, капусту, становившийся с каждым разом все напряженнее, он будет приправлен ругательствами и даже размахиванием кулаками. Отчаяние горожан росло, хаос продолжал распространяться, и угрожал поглотить все вокруг.

11

Суббота, после полудня, 27 октября 1923 г.

Еще на лестничной площадке Хульда почувствовала, что по ее телу пробежал странный холодок. Начал дергаться глаз. Хульда остановилась и стала напряженно прислушиваться.

Снаружи ветер свистел и хлопал ставнями окон, больше походивших на щелочки. Капустный запах, вперемешку со смрадом застоявшейся воды из туалета был тот же, что и два дня назад. Старые вытертые ступеньки скрипели при каждом шаге. Из квартиры этажом ниже той, в которотой жили Ротманы, раздавался визгливый женский смех. Потом Хульда услышала глухой стук, сдавленные испуганные вскрики и поспешила удалиться.

И уже стоя перед дверью квартиры на четвертом этаже, она осознала, откуда у нее такое нехорошее чувство, чего не хватало: криков младенца. Не было слышно ни плача, ни всхлипов – тишина.

Мертвецкая тишина, подумала Хульда, схватившись за горло. Она торопливо постучала, дверь отворили не сразу, и Хульда громко забарабанила по ней кулаками.

– Это Хульда Гольд, – закричала она, ощущая подкрадывающийся страх. – Откройте!

Она взяла себя в руки. Не устраивай драму, сказала она себе. Так в детстве любил говорить отец. Странно, что именно теперь ей пришли в голову его слова. Акушерка заставила себя дышать спокойно. И лишь почувствовав, что легкие снова наполняются воздухом и лицо больше не полыхает, снова постучала.

Наконец дверь приоткрылась, изможденная и удрученная Рут Ротман уставилась на Хульду.

– Вы нарушаете наш покой в шаббат, – сказала она.

Однако Хульда нажала на дверь, вынуждая хрупкую женщину отойти в сторону и уверенным голосом произнесла:

– Я пришла к вашей невестке и внуку. Не обращайте на меня внимания.

– Не можете ли вы прийти завтра?

– Завтра я, вероятно, действительно приду, – бросила Хульда, – а сейчас я хочу удостовериться, что у моих подопечных все хорошо.

Свекровь Тамар все еще преграждала ей дорогу. На лестничную площадку из квартиры повеяло соблазнительными ароматами – бараниной и картофелем.

– Я вчера приготовила чолнт, – заговорила госпожа Ротман, заметив, как Хульда с интересом принюхивается. – Продуктами я запасалась несколько дней, в городе почти ничего нет. Но мясник Ерчик дал мне остатки, а у Ентель, жены зеленщика, в кладовке завалялись с лета сморщенные картофелины.

Хульда сразу хотела пойти к Тамар, но нельзя же быть невежливой. Рут Ротман в первый раз говорила с ней дольше обычного. Завоевать доверие этой женщины никогда не помешает.

– Чолнт? – заинтересовалась Хульда. – Что это?

Ротман с недоверием посмотрела на нее:

– Вы ведь еврейка, фройляйн Гольд? Наш сосед Ицхак сказал, что он знаком с вашим отцом по академии в Берлине.

Хульда обратила внимание, что она произнесла «Берлин», словно оттуда до Шойненфиртеля было как до Луны.