Закон сильной женщины

— Замерзла? — Он спросил это даже с сочувствием. Остановился в метре от каталки, на которой она сидела, и рассматривал ее голое тело. — Бедненькая! Ничего, ничего, скоро это пройдет. Скоро согреешься. Скоро тебе будет так жарко, что мама не горюй!

Он странно хихикнул, она подумала еще, что он может быть сумасшедшим. Красивый — да, статный — очень. Но сумасшедший же, как ни крути.

— Что ты хочешь со мной сделать? Сжечь? — догадалась она. Попыталась поймать его взгляд, которым он ощупывал ее тело. — Ты. Хочешь. Меня…

— Да, — перебил он. Равнодушно дернул плечами. — Я дал тебе шанс, но ты им не воспользовалась. Я оставил тебя живой. Чуть не попался на мелочи, когда потерял кулон, пока таскал тебя по пустырю. Хорошо хоть, полиция у нас не умная и не расторопная: не смогли ничего обо мне узнать. Я изменил своим правилам, оставил тебе жизнь. Зачем ты явилась? Зачем, Арина?

У нее не было ответа.

— Почему ты не убил меня тогда? — Произнести это еле удалось: у нее свело губы, тряслись тело, щеки, рот. — Почему?

— Потому что ты не в моем вкусе. Потому что в этом не было смысла. И ты не видела моего лица, так что опознать не смогла бы. Я думал, что не смогла бы. — Он вдруг ухватился за каталку и толкнул ее в сторону узкой темной двери. — Детка, пора!

— Погоди! — закричала Арина — если, конечно, звук, который она издавала, можно назвать криком. — Подожди, пожалуйста. Ответь хотя бы…

— Что еще?

Он обошел каталку и снова встал перед ней, лицом к лицу. Красивый, сильный, так не похожий на чудовище.

— Зачем ты это делаешь? Со мной, со всеми бедными девушками? Зачем?

Она спрашивала, чтобы оттянуть время? Надеялась на чудо? На то, что спасется и ей будет что рассказать Воронову и другим полицейским? Что сможет принести какую-то пользу? К чему сейчас это любопытство, что за блажь?

Арина не знала, что ответить самой себе. Но точно знала, что ей это важно знать. Даже если она умрет через час. Даже если…

Господи, спаси!

— Так зачем, отвечай, гад? — закричала она не своим противным голосом и стукнула по каталке отмерзшим кулаком. — Ответь!

— Вот дура, — тихо рассмеялся он ей в лицо. — Тебе зачем, если сама скоро сдохнешь в топке? Страшно сдохнешь, Арина. Зачем тебе знать об этих телках?

— Хочу.

— Ладно, мне не жалко. — Он засунул пальцы под ремень модных джинсов, качнулся на каблуках темных замшевых ботинок. — Мне просто это нравится.

— Убивать? Резать горло? Трахать мертвых?

— Ага! Нравится, прикинь. И никто меня не травмировал в детстве. Никто надо мной не измывался, не унижал. И я, заметь, — он наставительно поднял вверх правый кулак с вытянутым указательным пальцем, — не издевался в детстве над животными.

— Молодец какой. — Арина плюнула ему под ноги. — Когда же пристрастился?

— В армии. — Лицо неожиданно сделалось грустным. — Девочка там одна была, из местных. Такая лань — пугливая, скромная. Красивая. Тело просто божественное. Я однажды подглядел, как она в реке купалась, и все, пропал. Ни спать, ни есть не мог. А она меня к себе не подпускала, хотя я ей нравился. Все берегла себя. А для кого, Арина? Для горцев?

— И что случилось?

Она, конечно, сделала вид, что ей интересно. Нарочно изобразила крайнее любопытство. Ей вдруг показалось, что за стеной она слышит какой-то шум. Шаги не шаги, разговор не разговор, но что-то определенно разбавило тишину ночного крематория, какой-то посторонний звук. И появилась надежда.

— А однажды на зачистке я ее подловил и утащил подальше в зеленку. — Он обхватил руками затылок, опустил голову и уставился на вывернутые колеса каталки. — Я очень хотел ее, очень. Но она, лань моя, стала орать. Тут боевики отступающие показались, а она орет. Думаю: обоих ведь порешат, если наткнутся. А ведь уже раздел ее почти. И с себя штаны снял. А она тоже их увидала. И только хотела заорать, как я ее по горлу ножом. Выхода не было другого. Бандиты стороной прошли, не заметили. А я все это время на ней был. И тут, когда опасность миновала, меня как накрыло. Никогда раньше так хорошо с бабой не было, клянусь тебе. Потом я спрятал тело, помылся в ручье. И все, никто и ничего не узнал. Бормотали что-то там втихаря, но никто толком не знал. Кроме Тимохи, другана моего.

— Лаборанта?

— Ага, его самого, — тепло улыбнулся убийца. — Он все обо мне знает. И помогает, поставляет тела.

— Тела?

Она говорила теперь громко, гораздо громче, чем требовалось. Шум стал слышнее. Это шаги нескольких пар ног. Ее спасут, точно спасут! Она не сгорит.

— Тела. Приходит к нему такая курица, которая с кем-то накосячила с перепугу, плачет, боится, что заразу подхватила. Тимоша мне ее показывает. Если я одобряю, он дает ей ложные результаты и на меня сливает. А я уже помогаю излечиться. Сначала обещаю лекарства по дешевке, а потом дарю полное отпущение грехов.

— А почему они о тебе никому не рассказывали? — Она вспомнила разговор с Вороновым. — Ты не велел?