Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Мать считала своим долгом учить дочерей игре на фортепьяно. Однако музыкальностью никто в семье не отличался, и Шелгунов морщился, слыша, как девочки барабанят по клавишам, - они играли все какие-нибудь польки. Он с тревогой думал о том, что, если отец их сопьется - а дело к этому шло, - семья останется без средств к существованию, так что надо бы учить девочек полезному делу - например, шить. Он прямо сказал об этом жене Леткова. Такие разговоры она воспринимала страдальчески, ей ужасно хотелось видеть дочерей барышнями с дворянским воспитанием, найти им приличных женихов, и она гнала от себя мысли о том, что, быть может, им придется зарабатывать самим, своим трудом...

В доме Шелгуновых произошли перемены: вселился новый фактический муж Людмилы Петровны, некто Вольский Петр Станиславович. Николая Васильевича тревожило, как отнесутся к этому Коля и Миша, но мальчики отнеслись к переменам легко. Коля на малую привязанность к нему Людмилы Петровны отвечал такой же малой привязанностью. И не принимал он близко к сердцу ее поступки.

Людмила Петровна и Вольский не хотели задерживаться в Вологде. В начале мая они взяли с собой Мишу и уехали в Петербург. Коля, естественно, остался у Николая Васильевича.

Оставшись вдвоем с Колей, Шелгунов решил сменить квартиру. Перебрался в меньшую, в другой части города, в Заречье, на Архангельской улице.

Людмила Петровна, уезжая, взялась хлопотать в Петербурге о его переводе из Вологды в более теплые края. Взялась она также вести, если будет необходимо, деловые переговоры с Благосветловым.

Но вот она сообщила в письме, что Благосветлов при встрече сказал о нем, Шелгунове, «устал он» - в том смысле, что стал хуже писать. Однако из отправленного почти одновременно письма Благосветлова выходило, что, напротив, это Людмила Петровна ему сказала, что Николай Васильевич устал. Благосветлов написал: «Одна фраза устал он произвела на меня самое скверное впечатление».

Кому верить? Шелгунов более склонен был верить Благосветлову. Он написал Людмиле Петровне: «Письмо Б. меня раздражило против тебя». Зачем она выставила его усталым, то есть как бы уже неспособным на усердные труды?

Не хотелось и мысли допустить, что Благосветлову он может стать ненужным. Хотя отказался же издатель «Дела» от Писарева... Правда, это не означало что столь выдающегося критика он не ценил.

В июле Шелгунов прочел в очередном письме Благосветлова: «Печальная новость! Писарев утонул, то есть утопился, в душевно-расстроенном состоянии... Я знаю, что эта скверная новость неприятно отзовется в вашем сердце, как она отозвалась в моем. Но будем верить, что люди умирают, а идеи, честные и хорошие идеи, - живут».

Шелгунов приучил себя в крепости обливаться холодной водой, теперь он решил, что укреплять нервы таким способом нужно и Коле. Правда, мальчика он обливал по вечерам водой комнатной температуры. С острой жалостью думал: неужели его, бедного, ждет впереди душевная болезнь?

Он не был огорчен тем, что Людмила Петровна не взяла Колю с собой, и все же обидно было: старший брат Миша уже и в Швейцарии провел три года, и теперь будет учиться в Петербурге, а младший оказывался обделенным... «За что же одному брату дадут все, А другому ничего, - почти с ожесточением писал Шелгунов Людмиле Петровне. Будь этот другой идиотом, я бы еще понимал, но он не идиот и не сумасшедший. А в Вологде, и без средств, я не могу ничего сделать для Коли...»

Может, он все же беспокоился раньше времени? С ролью воспитателя справлялся пока что довольно успешно. Мог только жалеть, что судьба не дала ему радости быть и в самом деле отцом.

Коля был трогательно простодушен. Как-то Николай Васильевич спросил его:

- Ты меня боишься?

- Боюсь,

- А ты меня любишь?

- Люблю.

Отчего ты меня боишься? - • Оттого что ты старый.

- А отчего ты меня любишь?

- Оттого что ты добрый.

В другой раз, осенним вечером, Коля, когда Николай Васильевич укладывал его спать, спросил:

- А мама скоро сюда приедет?

- Не приедет, - сказал Николай Васильевич, нахмурясь.

- А отчего?

Ну как это ребенку объяснишь?

- Оттого, что здесь скучно.

- А Миша приедет сюда?

- И Миша не приедет.

Возможно, другой на его месте предпочел бы утешить малыша, ответив, что и мама приедет, и Миша приедет, спи спокойно... Но Шелгунову тяжко было обманывать. Он уже решил про себя, что, когда Коля и Миша станут взрослыми, он честно расскажет им, что он для них не настоящий отец, хотя они и носят его фамилию. Колю он уже любил, кажется, как родного сына.

«Пожалуйста, пришли для Коли Сказки Пушкина, - написал он Людмиле Петровне, - Конька-Горбунка мы читаем каждый вечер, надо бы что другое. Поспеши».