Закон стаи

Рядом с жертвенником стоял Яхм-Коах в нелепых тяжеловесных одеяниях, с сосредоточенным видом ковыряясь в бараньих потрохах. За его спиной, приклонив колени на специальной скамеечке, замерли две фигуры, зачарованными глазами наблюдая за действиями жреца. В одной из них Конан сразу узнал Ремину, хоть это и оказалось совсем непросто. От той гордой и независимой девушки, какой запомнил ее киммериец, не осталось и следа. Куда исчез этот воинственный и чарующий блеск серых глаз, живой румянец на щеках и гордая осанка. Сейчас ее лицо было белее мраморных плит храма, пустой безжизненный взгляд неподвижно уставился в одну точку, но и в ней не находил утешения. Грудь девушки высоко вздымалась, словно она задыхалась в чаду коптящих факелов. Но даже такая Ремина была изумительно хороша, отметил про себя киммериец.

Рядом с баронессой находился мужчина, вид которого сразу выдавал его ремесло.

Несмотря на молодость в нем чувствовался опытный воин, привыкший смотреть в лицо врагам. Но сейчас его взгляд, словно загнанный в клетку зверь, метался от Ремины к жрецу, то восхищенный, полный страсти, то исполненный удивления и испуга.

А между тем, жрец разыгрывал перед своими зрителями жуткое кровавое представление. Он извлекал внутренности несчастного животного, внимательно рассматривал со всех сторон и аккуратно раскладывал на поверхности камня, сопровождая свои действия монотонным пением на незнакомом киммерийцу языке. Зал был ярко освещен, но даже свет сотен факелов и торжественный голос жреца, не лишенный по-своему красоты, не могли рассеять той гнетущей атмосферы, что казалось насквозь пропитала сам воздух этого зловещего места. Копан ни на миг не усомнился в том, что здесь творилось величайшее зло и скоро на сцене появятся Силы, пред которыми люди с их мелочными желаниями и тщеславными побуждениями покажутся жалкими насекомыми. Факельный дым поднимался к низкому потолку, и каменные монстры будто оживали в его сизых клубах, ощерившись кинжалами зубов и острых когтей.

Жрец все тянул свою песню-заклинание, не забывая терзать безжизненное тело жертвы. Руки его до плеч были выпачканы кровью, глаза горели лихорадочным огнем, речь становилась все громче и громче.

Внезапно Конан поймал себя на том, что магическое песнопение Яхм-Коаха и сцена жертвоприношения, виртуозно исполняемая жрецом, заворожили и его. Он даже встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Варвар заскрежетал зубами и нещадно себя обругал.

"Еще бы миг и ты бы забыл, зачем явился сюда! Смотри внимательно, это шутовское представление не может длиться вечно…"

* * *

Ремина держалась из последних сил. Слезы бессилия душили ее изнутри и разрывали грудь.

Но она не смела даже полунамеком показать своих чувств. Казалось, все случившееся происходит не с ней, а с кем-то другим, и не в этом мире. Что все это лишь страшный сон, и вот сейчас она проснется и больше не будет кошмара. А будет отец — живой, невредимый, веселый, и только добрые, приветливые лица вокруг. На улице пойдет дождь, и она выбежит во двор замка, с наслаждением подставив под ласковые теплые струи лицо и руки, чтобы смыть с себя эту грязь и избавиться от ночных наваждений. Ужас перед неизвестным, что должна она испытать, став игрушкой в руках Яхм-Коаха, задавил в ней последние ростки жизни, связывающие человеческое существо с реальным миром. Что может ждать ее за той неведомой гранью, через которую ей предстоит шагнуть? Неужели ей суждено превратиться в чудовище, стать проклятием всего живого? Забыть, как дивен этот мир, не любить, не страдать, не быть счастливой?!

"Где же вы, светлые боги?! Обрушьте своды храма на голову бесчестного жреца! — горячо молила она небеса. — Пусть я умру вместе с ним, но не позвольте злу править миром!"

Но время неумолимо шло, а боги оставались глухи к ее мольбам.

Ремина посмотрела на герцога. Встретила его обожающий взгляд и, не в силах вынести этой пытки, опустила глаза.

"Счастливый, но глупый, — с горечью подумала она. — Как позволил ты, сильный и храбрый, втянуть себя в эту сделку с преисподней? Куда смотрели твои глаза? Где те прорицатели и мудрецы, коим вверил ты свою жизнь?.. И все же, ты дважды счастливый человек, герцог Ренальд. Любовь выжгла твой разум, но, по крайней мере, ты успел ее испытать. И ты не знаешь, что еще уготовано тебе впереди, и лучше бы не знать до конца… А если этому все-таки суждено случиться, то я попробую спасти тебя… и себя…"

С этими мыслями Ремина украдкой потрогала холодную сталь ножа, спрятанного у нее на груди, и ей стало немного легче. За этот нож она отдала кухарке все свои драгоценности и со слезами чуть ли ни на коленях умоляла старушку.

В конце концов, та сжалилась над несчастной девушкой…

С ножом у сердца Ремина уже не чувствовала себя такой беззащитной.

* * *