Закон Талиона

…Сергей Капралов шлёпал с пляжа домой с трепетом в душе и с пеленой на глазах. Время приближалось к четырём. Весь день они с Алёнкой провели на берегу среднегорского пруда, купались, подвяливались на позднеавгустовском солнце, играли в карты и волейбол. Компания в полтора десятка свойских парней и девчонок беззаботно отрывалась на привоз-ном песочке, и Сергей отрывался вместе со всеми, но как-то само собой получалось, что за всё пляжное время он не отдалялся от самой удивительной и самой нежной на расстояние более метра. Будь ему дозволено, с каким наслаждением…бережно…по крупице…губами собрал бы он золотистый песок с её чудесной кожи.

Воспарив мыслию, Сергей взлетел на третий этаж, почти не касаясь ступенек. Бывает такое состояние, когда разум, отделившись от тела, устремляется в какой-то вышний эфир, а тело, освобождённое от опеки расчётливого сознания, как бы плывёт само собой, совершая вроде бы не осмысленные, но адекватные и точные — привычные действия.

Жёлтая пластинка ключа, втянувшись в замочную прорезь, совершила один оборот, когда — ни раньше, ни позже — проснулся мобильный телефон. В пустом и гулком вестибюле такты "Свадебного марша" прозвучали особенно торжественно.

Вот, блин!

Вытащив из кармана шортов чёрную раскладушку "Сименса", он, первым делом, ки-нул глаз на дисплей — номер обезличенный и незнакомый. Кто бы это?

— Слушаю! Алё!

— Бержерак, привет!

Из всех приятелей "Бержераком" Сергея называл только Саня Мартынов, и только по телефону. Хитрый жук, с детских соплей обкатанный в жерновах пенитенциарной системы, на практике познавший полезность условного языка, он предложил Сергею нехитрый код идентификации: "Скажем, тебе звяк с любой мобилы: "Бержерак, привет", — и ты сразу про-секаешь, что это я, и никто больше. Мне и называться не обязательно. Да? А если ты слы-шишь, ну, положим: "Серёга, это я, Саня Мартынов", — значит, или это не я, и кто-то под меня лепит, или рядом чужак, которому я не доверяю. Короче — дело нечисто. Тогда фильтруешь по обстоятельствам. На "Бержерака" ты должен отозваться: "Привет, Лермонтов". Если вместо кодового ответа кто-то что-то мямлит, значит, или это не ты, или у тебя проблемы. Усёк?", — "А нафига такие сложности?", — "Мало ли? Поверь моему опыту. И удобно, не надо орать, кто из ху", — "По-онятненько. А почему Бержерак?", — "Потому что Сирано. Ассоциация. Созвучие имён", — "А, ага. А почему Лермонтов?", — "Потому что Мартынов", — доходчиво пояснил Саня.

…Вот и сейчас следовало ответить правильно.

— Привет, Лермонтов.

— Ты щас где? — Голос Мартына звучит как-то напряжённо.

— Да вот, дверь в квартиру открываю. А что?

— Слышь, у меня к тебе просьба. Только не удивляйся.

— Чего уж, давай, — Сергей, левой рукой придерживая трубку, довернул ключ и распах-нул дверь, в нос шибанул рвотно-сивушный запах, — погоди, у меня тут…. У тебя что-то срочное?

— Да, как тебе сказать…

Явственный запах спиртного говорил о том, что батя уже дома и сейчас вовсю налива-ется водярой. Если предок выползет из кухни и начнёт вещать заплетающимся языком…. Не дай бог! Очень не хочется, чтобы Мартын услышал этот пьяный лепет.

— Если не очень — я перезвоню.

Он не успел отнять мобильник от уха. По перепонкам ударил тревожный крик Марты-нова:

— Не отключайся!

Сергей, захлопнув дверь, поморщился. Как некстати этот звонок. Но…, но Мартын зря кричать не будет. Орёт, будто жизнь на кону. Хошь, не хошь, а придётся дослушать.

— Сашка, ну, ты чего? Я ж говорю, мне некогда. Ты извини. Потом…, - он говорил, а глаз фиксировал: та-ак, батины туфли, пиджак на вешалке, запашок из кухни. Настроение стремительно упало ниже уровня морского дна.

Обеспокоенный голос Мартынова талдычил:

— Сирано, не отключайся. Я тебя прошу. Очень важно!

— Да в чём дело-то?

— Мне необходимо, чтобы твой мобильник работал. Потом объясню. Если трубка ме-шает, положи куда-нибудь, чтоб не на глазах. Только не отключай!

Вот не было печали! Что за эксперименты? Телефон надо оставить в прихожей, и пусть батёк сколько угодно булькает и бормочет себе под нос на кухне.

— Ну, хорошо, хорошо, так и сделаю. Я пока занят, извини. Пять минут, ладно?

Он пошарил глазами по прихожей и, потянувшись, сунул "Сименса" на полку над ве-шалкой. Прямо на панаму, чтоб помягче.

Чего-то батя помалкивает. В отрубе?