Закон тени

— Настал миг праздника. Тот, когда наши предки оглашали улицы Вечного города криком, восхваляющим величие, наслаждение и красоту! Теперь же мы вынуждены скрываться от глаз врагов за этими стенами, ибо вокруг нас царят убожество и всяческие злоупотребления. Но возвысьте ваши сердца. Пусть наши молитвы животворящему духу Рима не подкреплены соответствующим положением звезд, но они не останутся без внимания! Ранее мы уже пытались сделать день основания Рима ежегодным праздником, но слепое упрямство понтификов этому противилось. Эти узурпаторы, пользуясь священным именем, вырвали тиару из рук истинных жрецов древней религии. На их головах тиара выглядит как шутовской колпак и ничем не отличается от знака отличия мошенника и фигляра!

По толпе прокатился одобрительный шепот, поддержанный звяканьем систров в руках мальчиков.

Оратор замахал рукой, снова требуя тишины.

— Зато сегодня мы можем отметить другой праздник, тоже запрещенный. Мы переоденем его в иные одежды. Папа Сикст дал разрешение на мерзкий карнавал, жалкую пародию на тот небывалый подъем чувств, который наши предки именовали сатурналиями. Итак, вот наш праздник! В честь древнего Сатурна, несправедливо загнанного в тень новыми пророками, мы объявляем сатурналии, и да согреют они наши души! И да станет вновь основой нашей жизни Красота! Та Красота, которую божественный Платон почитал одной из первоначальных идей и даже их природой! Та Красота, которую обычно мы видим лишь в редких отблесках, нынче, с помощью мудрого учения, подкрепленного светоносным заклинанием, на короткий миг появится среди нас! Насладитесь же созерцанием, напитайте ваши души светом, исходящим от нее!

С этими словами он театральным жестом сбросил с руки плащ и медленно опустил его на землю. Ткань взвилась в воздухе и улеглась у его ног красным венцом.

Флейты взвыли так неистово, словно музыканты собрались кого-то заклинать своей игрой. И в тот момент, когда мелодия достигла кульминации в высоком регистре, плащ вдруг начал сам собой подниматься и шевелиться.

Позабыв об осторожности, Пико инстинктивно подался вперед. Плащ продолжал подниматься над помостом, и под ним постепенно обозначился силуэт человеческого тела. Мужчина в маске отступил на шаг, а плащ все поднимался, пока не стал ростом почти с него. Потом, под неистовый звон кимвалов, упал на землю.

Толпа изумленно вскрикнула. На помосте, сияя божественной наготой, которую Пико уже видел в Сикстинской капелле, недвижно стояла та самая загадочная незнакомка. Великолепие ее форм было подсвечено легким красноватым сиянием, шедшим от лежавшего у ее ног алого плаща, от золота ее волос и пламени жаровен. Это живое свечение словно возникало из небытия, вместе с животворящей силой совершенной красоты.

По залу пронесся вздох восхищения и желания. Вид прекрасного обнаженного тела дал волю всеобщему возбуждению, той изначальной лихорадке плоти, которая в конечном итоге может быть направлена на любой объект, даже вразрез с законами природы. Чувственность неповторимой красоты женского тела, как по волшебству, переселилась в тела переодетых мальчиков. Пико почувствовал, как холодная рука Манетто удерживает его на месте и не дает выскочить вперед.

— Это та самая женщина! — крикнул юноша. — Это она!.. Мне надо…

— Стоять! До нее нельзя дотрагиваться. Иначе она исчезнет, как дивный сон!

— Да что вы несете! Я должен узнать, кто она! — вскричал Пико, пытаясь высвободиться.

Но Манетто держал его крепко.

— Не вносите сумятицу в явление красоты! Мы так долго искали это чудо.

Пико изумленно обернулся к нему. Манетто не дал ему говорить, поднеся палец к губам.

— Она наконец воскресла!

Пико основательно встряхнул его за плечи.

— Неужели вы не понимаете, что это трюк? Она всего лишь похожа на женщину из ваших снов.

Флорентинец покачал головой.

— Нет, она вернулась, благодаря магической силе слова. Она и тело, и образ. Смотрите! — шепнул он, снова поворачиваясь к помосту.

Женщина подняла руки. Оратор собрал плащ, лежавший возле ее ног, и снова накрыл им прекрасное тело. И оно стало на глазах таять под тканью. Человек в маске крикнул в небо нечто нечленораздельное, и плащ опять венцом улегся на помосте.

Проповедник, опьяненный восторгом, обратился к аудитории:

— Вы своими глазами видели божественную Красоту, явившуюся к нам из мира идей, чтобы присутствовать на празднике. То, что наш учитель открыл на своих страницах, истинно! По ту сторону нашего чувственного восприятия существует мир, где видимости возникают в мысли божества, и его мысль наслаждается архетипами всех вещей. Архетипом Красоты, первую матрицу которой вы только что увидели. И архетипом Любви, которую всегда сопровождает Красота. Так восславим же долгожданную любовь! Время настало, скорее возликуем и станем свободными!