Закон Выброса

Голоса становились все громче, пелена перед глазами все прозрачнее. Наконец Данила разглядел, что сидит в луже среди какого-то нагромождения ломаных-переломаных стройматериалов: осколки бетона, торчащая из них арматура, почерневшие от времени обломки досок и ящиков, какие-то мятые, облезлые металлические контейнеры, разнокалиберный мусор тут и там.

Люди, его обступившие, тоже напоминали мусор, только человеческий: грязные, небритые, в давно не стиранной одежде и с облезлым оружием в руках. Не будь того оружия, Данила даже в таком разобранном состоянии уделал бы всю эту шайку за несколько секунд.

Но оно было.

И дружинник прекрасно знал, что это такое – огнестрелы из далекого прошлого его мира, которые учителя называли «автоматы». Такая штука плюется свинцовыми цилиндрами, которые, в отличие от стрел, пробивают любой, даже самый лучший доспех. Потому сейчас Данила не рвался в бой, а сидел в грязной луже, понемногу приходя в себя и прикидывая свои шансы выпутаться из этой переделки.

Шансы были так себе. Его обступили восемь автоматчиков, и все восемь стволов в их руках были направлены на него. Дернешься – мигом в решето превратят.

– О, глянь, глаза у бугая на место встали, фокус навел, – гоготнул один из оборванцев. – Ты это, меч-то свой аккуратно отстегни и кидай сюда, если не хочешь в жбан маслину поймать.

Данила не понял, что такое «маслина», но в целом смысл фразы был ясен. А еще было ясно, что это грязное мужичье не очень хорошо представляло себе, что такое кремлевский дружинник, с виду неповоротливый, а на деле имеющий некий наследственный фактор, позволяющий огромному телу двигаться со скоростью, неожиданной для противника.

К тому же автоматчики совершили ошибку, подойдя к жертве слишком близко, еще немного – и стволами в лицо тыкать начнут. Зря они это. Ой, зря.

Но при всем при этом Даниле не нужны были лишние отверстия в теле, не предусмотренные природой, потому он сделал совершенно дурацкое выражение лица – глаза выпучил, рот приоткрыл, ниточку слюны пустил и, шлепая губами, выдал:

– Л-люди добрые, помилосердствуйте. Скоморох я, и меч мой шутейный, деревянный. Ежели желаете, заберите, токмо из своих огненных палок огнем не плюйтесь.

На лицах автоматчиков одновременно появилось смешанное выражение озадаченности и брезгливости.

– Скоморох – это кто? – спросил один.

– Дурак древний, – сказал знаток, который был в курсе, что такое меч. – Типа клоуна.

– А чего тут у нас клоун делает? – поднял брови второй.

– Да хрен его знает, – пожал плечами знаток старины, опуская автомат. – Знавал я такую тему – с виду здоровенный мужик, а чуть кто ладошкой замахнется, у него уже полные штаны от страха. Этот, думаю, такой же. То ли с дурдома сбежал, то ли здесь на месте от ужасов Зоны рехнулся – ишь какую хрень забористую несет, фиг поймешь, чо сказать хочет. Палки огненные, тьфу. Вряд ли за дебила Паяльник больше штуки даст.

– И чего с ним делать? – поинтересовался третий, опуская ствол.

– Ну, по нашим временам штука тоже деньги…

Автоматчики беседовали, а Данила подмечал, что больше половины стволов уже направлены не на него – а значит, его шансы немного возросли. И немного в такой ситуации – это уже отлично, стало быть, пришла пора действовать.

Он все еще сидел на земле в нелепой позе беспомощного, напуганного человека – откинувшись назад, опершись на руки, ноги согнуты в коленях…

И прямо из этого положения он и начал двигаться, словно в танце, – резкий поворот, уходя от оставшихся линий выстрелов, перекат с одновременным быстрым, но плавным извлечением из ножен отнюдь не деревянного меча… И тут же круговое движение клинком, визуально размазавшимся в воздухе от скорости.

Мечи дружинников ковали в Кремле из старинной стали, многократно складывая ее и проковывая вновь – и при этом старики-кузнецы знали какой-то секрет, отчего мечи те точить, считай, не надо было: бритвенную заточку оружие держало отлично и при этом рубило толстые гвозди так же легко, словно они были деревянными. А уж кость человеческую – так и подавно.

Одним ударом Данила разрубил сразу три ноги – в четвертой клинок, потерявший скорость, завяз. Дружинник, продолжая двигаться понизу, словно в танце, рванул меч на себя, отчего раненый автоматчик шлепнулся на землю. Его товарищи, отчаянно матерясь, пытались поймать на мушку неожиданно шуструю тень, но только мешали друг другу. Один дал очередь, но попал не в Данилу, а в ступню соседа, который, прежде чем упасть, отреагировал на рефлексах – нажал на спуск и очередью разнес голову незадачливого стрелка.

А Данила был уже на ногах и рубил без остановки направо-налево, продолжая кружить спиралью, заходя противникам за спины и обрушивая на них свой клинок. Кровь хлестала, обильно орошая землю, крики раненых и хрипы умирающих слились в единый жуткий фон смертельной бойни, а меч дружинника все продолжал с отрывистым чавканьем погружаться в человеческую плоть…

Через несколько секунд все было кончено. На земле лежали семь трупов, а восьмой член банды бежал, бросив оружие и зажимая левой рукой длинную и глубокую рану на плече.